Евангелие от Ники - [38]

Но генерал был упрям.

— Тем не менее, — произнес он негромко, — согласно решения Государственной Думы, вы будете оставаться здесь до момента подписания отречения. Ни мои полки, ни вы лично, не поедете в Петроград.

— Вы безумец, Рузский. Иванов уже в Царском Селе, Алексеев стягивает части для подавления бунта со всех фронтов. Ваш заговор обречен!

Казалось, Рузский весь задрожал. Большое круглое тело его, затряслось как будто в конвульсиях — он страшно, задыхаясь, смеялся.

— Глупо, Ваше Величество, — произнес он, тряся щеками, ему было стыдно, ужасно стыдно, и он давил в себе дрожь, до боли стискивая кулаки. — Вы всегда были наивны и слепы, но не настолько же, как сейчас. Никто вас в Царском не ждет!. Вы слышите? Там нет никого! Ни одно из подразделений, выделенных Алексеевым для экспедиции в Питер не сдвинулоась с места. Это даже не измена — полкам просто не отправили телеграммы с вашим приказом, а вы не соизволили перепроверить. Только Георгиевцы, восемьсот человек отправились вслед за вами, но мои войска разоружили их в верстах двадцати отсюда, почти четыре часа назад. Иванов прибудет в Царское Село в абсолютнейшем одиночестве. Но он не разочаруется. Мы отправили его в Царское только для того, чтобы он сообщил все Императрице.

Рука моя коснулась взмокшего лба. Я провел ладонью по волосам и … молчал.

Расстегнул воротник, набрал больше воздуха, выдохнул.

Пухлое лицоКраска на пухлом лице Рузского сделалось совершеннопочти отливала пунцовымм. Горя от стыда, оОн от меня отстранился от меня, словно сгорая. стыда. Сопровождавшие его офицеры, Воейков, Фредерикс —, никто на меня не смотрел. Выражения их лиц невозможно было окружающих было передать невозможно.

— Через час здесь будут представители Думы, — продолжил Рузский сквозь заполняющий уши шум, — они привезут с собой текст отречения от престола. Вы подпишете его, государь, ибо таково решение избранных Русского Народа.

Не в силах больше выдерживать напряжение, я отмахнулся и откинулся на диван.

Как и Рузскому, мне было ужасно стыдно. Не за измену, разумеется, за собственную глупость. Сказано верно — двадцатый век, это век прогресса. Заговорщики всего лишь не отправили телеграммы верным частям, чем не ход для политического переворота? Не нужно подсыпать яд, натаскивать наемных убийц…

Господи Боже, так вот в чем весь фокус… объездная дорога на Псков, стыдливое поведение Иванова, промедление Георгиевцев в Могилеве, неожиданный вызов меня Алексеевым в Ставку, накануне спланированного в столице народного бунта — внезапно все встало на свои места. Так вот значит, как, к. Как просто! Представители Думы прибудут сюда через час с текстом отречения. Сюда, в расположение штаба фронта, в место, призванное служить самой крепкой опорой трона. Прибудут всего через час, при том, что от Питера едва ли не сутки пути. Значит — все знали заранее, следили за бронепоездом, за телеграммами, за телефонными переговорами, за каждым шагом…

Какие же молодцы. Красавцы!

— Я полагал, что избранным русского народа последнюю тысячу лет является Самодержец, — обреченно произнес я, взглянув на генерала в упор.

— Ошибались, — тускло ответил Рузской.

— Значит, теперь народ представляет сборище представителей фабрикантов и кучка аристократов, купивших себе депутатские кресла? И кто же это решил?

— Не я.

— Но это же глупость! — воззвал я если не к преданности Рузского, в полном отсутствии которой уже не приходилось сомневаться, то хотя бы к разуму, — Вы грамотный человек, генерал, вам наверняка известна одобренная прошлой Думой процедура избрания депутатов. Нынешний состав представляет от силы пять процентов от всего населения, неужели вам это не известно? О каких представителях народа идет сейчас речь? Дума — это заседание капиталов, стремящихся к власти любой ценой! Эти глупцы готовы взорвать страну в разгар войны, в тот самый момент, когда мы приближаемся к решающей схватке с агрессором. Неужели вы, Рузский, русский генерал, не понимаете этого?!

— Решаю не я, — еще глуше произнес генерал.

— А кто, дьявол вас раздери?!!

Казалось от этого возгласа, Рузский вздрогнул как от пощечины.

— Это заговор Ставки, — хрипло заявил он. — Я всего лишь пешка. Так получилось, что вы с Императорским поездом прибыли именно на Дно и миссию поручили мне. Впрочем, неважно уже, это просто слова. Комитетом главнокомандующих фронтов мне только велено задержать вас до прибытия думских.

— Ложь!

— Не верите? — Рузский нервно хохотнул. — На станции телеграф. Запросите Алексеева и командующих. А там … решайте.

***

Час спустя я нервно бродил по комнате. Никто не препятствовал, разумеется. Поезд окружили солдаты Рузского, пушки и пулеметы. Ожидали представителей Думскдумского комитета. Придворных из Свиты и атаманцев императорского конвоя пока никто не резал и не развешивал на деревьях, но соотношение сил было ясно с первого взгляда — сотню придворных невозможно противопоставить войскам огромного фронта. Многие из моих спутников еще ничего не знали. Все догадывались, что происходит нечто ужасное, но посоветовавшись с Воейковым и Фредериксом я решил не объявлять им подробности, дабы не обострять противостояние и избежать тотальной резни. Рузский не возражал.