Евангелие от Марка - [12]

Когда все это видишь, чувствуешь необходимость некоторых вещей, которые прежде проходили мимо человеческих душ. Я обращаю ваше внимание на одно-единственное место, которое (ибо Евангелие от Марка так просто и так велико) производит особое впечатление. Вспомните о том, что говорится о призвании двенадцати в начале Евангелия и об именах, когда Он Своих двоих апостолов называет «Сынами грома» (3, 17). Это не то, что можно пробежать при чтении — на это надо обратить внимание при желании понять Евангелие. Почему Он называет их «Сынами грома»? Потому что Он хочет вложить в них элемент, который происходит не от Земли, чтобы они стали Его слугами. Этот элемент происходит от внеземной сферы, потому что Евангелие сходит на Землю из Царства Ангелов и Архангелов, это нечто совсем новое и теперь недостаточно говорить только о людях, но следует говорить о небесном, надземном элементе — о «я», и это нужно подчеркнуть. Он называет их Сынами грома, чтобы показать, что те, кто с Ним, также имеют отношение к надземному элементу. Следующий мир, который примыкает к нашему, — это элементарный мир, через который поначалу уясняется, что именно воздействует на наш мир. И Христос дает Своим ученикам имена, которые выражают то, что наш мир граничит с ближайшим сверхчувственным миром. Он дает им имена в соответствии со свойствами элементарного мира. То же самое происходит, когда он называет Симона «Скалой» (3, 16), — этим опять указывается на сверхчувственное. Так через все Евангелие возвещается пришествие «Ангелиума», импульса из духовного мира.

Чтобы это понять, нужно только правильно читать, надо только сделать допущение, что Евангелие есть книга, извлеченная из глубочайшей мудрости. Весь прогресс, который может быть достигнут, состоит в том, что души индивидуализируются, что они имеют отношение к духовному миру не через обходной путь групповых душ, а через элемент индивидуальной души. И Тот, Кто выступает перед человечеством так, что Он узнан земными существами, а также и сверхчувственными существами, нуждается в том, чтобы погрузить в души своих служителей некий сверхчувственный элемент — в добавление к наилучшему человеческому элементу. Ему нужны те люди, которые достигли в своих душах наибольшего, следуя по старому пути.

Это в высшей степени интересно — проследить душевный путь тех, кого собрал вокруг Себя Христос, кого Он признал за своих двенадцать учеников, которые выступают с исключительной простотой, но прошли поистине грандиозный путь, что я хотел вам показать вчера на примере множества разных воплощений человеческих душ. Человек должен определиться в индивидуальном. Ему это сначала трудно: в его душе присутствует немало от элемента народности, а он переносится в необходимость опираться только на себя. Эти двенадцать были глубоко укоренены в народе, который опять-таки грандиознейшим образом самоопределился как народ. Они пребывали как бы с обнаженными душами, простыми душами, когда их нашел Христос. Здесь мы имеем дело с совершенно неравномерными промежутками между инкарнациями. Взор Христа устремился на двенадцать: снова явились души, которые были прежде воплощены в семи Маккавеях и в пяти сыновьях Маттафии, братьях Иуды; из них составилась группа апостолов. Они были брошены в стихию рыбаков и простых людей. Но в то время, когда еврейский элемент поднялся до высшей точки, они были проникнуты сознанием, что этот элемент в это время обладает величайшей силой, — но силой только в том случае, если она выступает как индивидуализованная, когда она сгруппирована вокруг Христа.

Можно себе представить человека, который был бы совершенно неверующим и захотел рассмотреть только с художественной стороны то, как в конце Ветхого Завета выступают пять и семь лиц, а потом двенадцать снова обнаруживаются в начале Нового Завета. Если это рассматривать только как художественно-композиционный элемент, можно быть захваченным простотой и художественным величием Библии независимо от того, что эти «двенадцать» составляются из пяти сынов Маттафии и семи сынов матери Маккавеев. Надо научиться воспринимать Библию и как художественное произведение. Тогда только почувствуют величие Библии как художественного произведения и сохранят это чувство к тому, что в ней художественно заложено.

Теперь надо обратить внимание еще на одно. Между сыновьями Маттафии есть один, которого зовут Иудой еще в Ветхом Завете. Тогда это был тот, кто сильнее прочих боролся за свой народ, который всей душой был предан своему народу, которому удалось заключить союз с римлянами против сирийского царя Антиоха (1 Макк. 8). Этот Иуда — тот самый, которому потом предстоит испытать совершение предательства, потому что он искренне привязан к специфически ветхозаветному элементу и не может сразу найти переход к христианскому элементу: для этого ему сначала требуется тяжелое испытание предательством. Если рассматривать это с чисто художественно-композиционной точки зрения, то поражает гран диозная фигура Иуды в последних главах Ветхого Завета и образ Иуды из Нового Завета. И примечательно в этом симптоматическом процессе то, что ветхозаветный Иуда заключает союз с римлянами, это является прообразом того, что случилось впоследствии, — а именно, христианство избрало путь через Рим, чтобы выйти в мир. Это, хотелось бы сказать, есть последующая кристаллизация. А к этому я добавлю (о чем также можно знать, но этого нельзя говорить в лекции перед большим кругом слушателей) то, что как раз через следующее воплощение этого Иуды произошло слияние римского элемента с христианским элементом, и что перевоплощенный Иуда был первым, кто имел большой успех в распространении романизированного христианства, и что заключение союза ветхозаветного Иуды с римлянами есть пророческое предсказание того, что сделал позднейший, который является оккультисту как перевоплощенный Иуда, который должен был пройти через тяжелое душевное испытание предательством. И то, что обнаруживается благодаря его последующей деятельности как христианство в Риме и Рим в христианстве, — это есть перенесение в духовную жизнь возобновленного союза ветхозаветного Иуды с римлянами.