Евангелие от Магдалины - [34]

Дышать стало еще трудней. И вдруг прилетел ветер, зашелестев мусором. Первая молния — я это видела своими глазами — ударила снизу вверх, из тюрьмы в облако, и за мгновение перед этим проволока над стеной засветилась, как спираль плитки!

Через секунду я была мокрая насквозь. Вода словно выпала из ящика, у которого убрали дно: отдельных струй было не различить.

И я услышала за каменной стеной радостный вопль тысячи глоток и увидела руки, вылезшие из-под ржавых оконных козырьков, ловящие воду!

Скрипнули тормоза. После паузы — машина его сияла, как новая, — СН свинтил стекло.

— Ну что, с-сука? Довольна? Обугленную мумию получишь!

О боже, где же корректность?

Сусанна и старцы

Больше всех был потрясен чудом Михалыч: в тот же день примчался ко мне в офис, взволнованно тягал мои сигареты одну за другой (недавно бросил).

— Это ж надо, а? Только передал ему эту... он во дворе стоял... тут же он сжал ее в кулаке... и вдруг проволока над стеною огнем налилась... и вверх, целое огненное дерево... прям похоже! И тут хлынуло! Это надо же, а? Вся тюряга от счастья орала! Скока раз сидел — такого не видел!

Счастливый Михалыч метался по кабинету. Очи его сияли! Его можно было брать голыми руками! Но куда нести? Это знал, наверное, Митя... Но где он?

— В лазарете опять! Сперва стоял вроде без изменений... потом посинел слегка, вроде... и упал! Но живой был: рот раскрывал, водичку хлебал!

Заверещал телефон. СН сообщал уже деловито и сухо, что его терпение иссякло. Что он всеми силами пытался найти смягчающие обстоятельства. Но теперь, после этой «хулиганской выходки», означающей полное нежелание сотрудничать с правоохранительными органами (а ведь как хорошо начинал — макет тюрьмы реставрировал), их терпение иссякло, и они дают «добро» на передачу дела в суд. «Добро», значит, тоже им не чуждо. И он должен заметить, продолжил СН, что дело не сулит ничего хорошего. Один из главных документов в деле — завещание Мары в пользу обвиняемого. Мотивы убийства очевидны: в связи с общим обнищанием интеллигенции не выдержал, срочно понадобились средства на поддержание жизни!

Вот оно как! Заодно всю интеллигенцию привлекает! Крепко сляпали. Только меня чуть-чуть не учли, а у меня как раз есть и средства, и все остальное, чего у интеллигенции нет!

— Суд уже назначен на двадцать шестое. Вы тоже привлечены, пока что свидетельницей.

Ну что ж, это тоже немало!

— Благодарю вас! — Я повесила трубку.

Пока, значит, по-вашему шло. КГБ и интеллигенция. А дальше как раз начнутся неожиданности, новые веяния, незнакомые вам! И первая для вас неожиданность, что рядом на стуле Михалыч сидит. По моим отрывистым репликам Михалыч понял, откуда звон, и возбудился еще больше.

— Чего будем делать? Судью купим?! — радостно заговорил он. Седые волоски, оставшиеся у него за ушами, возбужденно топорщились: он даже не зашел в фитнес-салон, где его холили и лелеяли, — прямо ко мне.

— Нет, погоди судью... Судья абсолютно честный в этом деле должен быть... лучше адвоката.

— Ну так Карена! Нет проблем!

Тут же позвонил Карену Мартисяну, адвокату модному, но очень дорогому, и тот сразу врубился в дело и с ходу дал толковый совет: Мите немедленно отказаться от наследства, передать его в какой-нибудь детский фонд — отсутствие корыстных мотивов сразу резко изменит дело.

— Так это — в мой фонд передать можно! — обрадовался Михалыч, хотя это предложение не вызвало у меня восторга. Михалыч при детской конно-спортивной школе создал какой-то фонд помощи. Вообще теперь все, что касалось детства, вызывало повышенный интерес у городских бандитов. Они понимали, что криминал и наркотики когда-то кончатся, а дети будут всегда!

Затем вбежал радостный Гуня:

— Ну все! Теперь это станет известно всему миру — в наших тюрьмах убивают людей, пропуская ток через проволоку!

Уже начинался победный марш демократии в нашем городе. Дрожа от холода (с того дня жара и духота резко сменились холодом и дождем), возбужденные, радостные пикетчики шумели то у тюрьмы, то у Большого дома:

— Свободу Дмитрию Варихову, талантливому ученому, борцу за права человека!

Время от времени к пикетирующим подъезжали пикапчики с едой и выпивкой. Михалыч скромно сиял.

Даже и я, при всем моем цинизме, была захвачена общим экстазом и даже однажды подралась в бане с голыми антидемократками, восхваляющими сталинизм.

Апоп, Гуня (что делает с людьми история!) явились к СН и торжественно заявили, что не будут давать показаний против Мити. Когда каждый из них появился в той комнате, Мара была уже мертва, а Митя явился гораздо позже. Что делали они сами возле трупа, об этом они скромно умалчивали: речь шла лишь о невиновности Мити. Настоящий способ передачи Жезла (укол, который Мара заставила сделать Митю в ночи), по-моему, от них всех ускользнул, включая Митю... Забыл? Посчитал страшным сном? Спасая Апопа, сказал, что ударил Мару гантелью, оставшейся от Цыпы на память Маре. Экспертиза решающей роли гантели тоже не отрицала. Самое глупое, что на этой же версии, как на наиболее эффектной, остановился и СН. Что его и погубило... Так же как и знакомство со мной.