Евангелие от Иуды - [74]

Шрифт
Интервал

Чужие люди не могли знать, куда шел Иисус - в Иерихон ли, в Галилею ли, и Мария твердила: сами ангелы, приняв человеческий облик, возвестили ей, где искать равви.

Она непрестанно говорила только о своих видениях, а я с ужасом убеждался - меланхолия и безумие овладевают Марией неотвратимо. Она ничем не интересовалась, ею владела одна навязчивая мысль - об учителе, она даже не поинтересовалась, почему я тогда исчез в самый решительный момент. Наказывал ли ей что-нибудь Иисус насчет меня, выяснить не удалось- конкретные вопросы не доходили до ее сознания, на все мои предложения оставить усадьбу и дозволить позаботиться о ней она молчала.

8. Безучастная, ушедшая в свой мир, Мария таяла на глазах. К еде не притрагивалась - все отдавала двум старухам, они лакомились блюдами, по моему указанию готовленными женой управителя. Обычно всегда опрятная, даже в утомительных блужданиях она заботилась о своей внешности, теперь перестала обращать на себя внимание, и если ежедневно не подавали бы свежей одежды, так и ходила бы в лохмотьях.

Лекари единодушно твердили - больна не телом, больна душой - и советовали призвать мага, изгоняющего злые силы. Я не доверял такого рода подозрительным специалистам - от наваждения Марию мог бы излечить лишь тот, от кого исходило, но я уже убедился, Иисус умер, а дух его, коли и знал что, не мог вмешаться, кабы и хотел.

9. В эти страшные дни я исчерпал веру во всемогущество неземных сил до дна, а лучше сказать - до вершины, ибо убедился: вершина сия, подобно Олимпу, пуста.

Пуста, но вовсе не ужасна, ежели достанет сил вернуться к людям. Но горе тому человеку, кого одиночество возведет на вершину в поисках бога; убедившись, что бога нет, он не найдет пути обратно; и тогда человек останется поистине одинок, в пустоте абсолютной.

Пока чувствуешь себя частью живого мира, одиночество не грозит, но ежели замкнешься в себе, отчаяния не миновать.

10. Болела Мария почти месяц; коли болезнь - лишь телесные страдания, усилия врачей сказались только в одном: миновала глубокая прострация, убеждения порой достигали ее помраченного разума, во всяком случае, появилось желание жить, а вернее, естественные потребности взяли верх; она не отказывалась более от еды и питья, содержала себя в опрятности, не заботясь, конечно, о своей красоте, но вернулось даже ее естественное обаяние.

Поначалу сдавалось, восстановив здоровье физическое, обретет и духовное - в бытовых делах в ней словно бы возобладала рассудительность; к несчастью, все оказалось иллюзией - явление обычное у страдающих манией; ведут себя здраво, осмысленно отвечают, пока мысль внезапно не перескочит на постоянную навязчивую идею.

11. Мария не сомневалась, что Иисус жив, по-прежнему бродила улицами и окрест города в надежде встретить его еще раз. Но учитель больше не появлялся, из-за чего Мария впадала в тяжкую депрессию, переставала разговаривать и призывала только меня; в усадьбе понимали сие преврат- -но, не ведая: лишь мне одному она доверила свою тайну, а потому могла предаваться отчаянию только в моем присутствии.

12. Я спешил по первому зову и терпеливо выслушивал - в который раз! все то же, пока однажды в ее больном уме не родилась новая мысль - ангелы, возвестив, Иисус, мол, отправился в Галилею, призывали ее туда же.

Назавтра она решила отправиться в путь, никакие доводы не помогли.

Можно было удержать силой, но я знал, ни к чему хорошему это не приведет: снова тяжелая меланхолия овладеет Марией и при подорванном здоровье ускорит ее гибель, а я, мучимый угасанием любимого существа, стану корить себя за то, что удержал ее. Чувствовал я себя не наилучшим образом сказалось напряжение последнего времени и бессилие перед ее и моим горем. Припомнились слова Менандра - живем мы не так, как хотели бы, а так, как можем, - и я решил оставить Марию в покое, ни к чему не принуждать и лишь незримо опекать в ее странствиях по Галилее. Разумеется, сам я не мог отправиться с ней; размышляя, как лучше все устроить, вспомнил о двух старухах, проживающих в усадьбе и тоскующих по своему краю. Через клиента сам я опасался показываться им на глаза - они получили деньги, доверительные письма к управителю моими владениями в Тарихее, а также обещание безбедней старости, где бы ни вздумалось им осесть. Щедрость моя не простиралась столь обширно, сколь хотелось бы, но и предложенное превосходило все мечты несчастных.

13. Особым письмом поручил управителю поселить их так, чтобы он мог приглядывать за Марией, - лучше в каком-нибудь нашем помещении, если уж не на вилле. Заблуждаться не приходилось - едва ли мои планы были исполнимы; так оно и сталось.

Втроем женщины бродили по дорогам наших былых странствий, судя по донесениям, все складывалось даже лучше, чем ожидалось.

Спустя несколько месяцев, будучи incognito в тех краях, я разузнал: женщины оповещают поклонников Иисуса о его воскресении и вознесении на небо, ссылаясь на видения Марии - среди своих тайну не оберегала. Так довелось мне узнать: безумие ее, подогретое верой простых людей в ее якобы встречи с Иисусом, лишь углубилось.


Рекомендуем почитать
Футурист Мафарка. Африканский роман

«Футурист Мафарка. Африканский роман» – полновесная «пощечина общественному вкусу», отвешенная Т. Ф. Маринетти в 1909 году, вскоре после «Манифеста футуристов». Переведенная на русский язык Вадимом Шершеневичем и выпущенная им в маленьком московском издательстве в 1916 году, эта книга не переиздавалась в России ровно сто лет, став библиографическим раритетом. Нынешнее издание полностью воспроизводит русский текст Шершеневича и восполняет купюры, сделанные им из цензурных соображений. Предисловие Е. Бобринской.


Глемба

Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.


Сын Америки

В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.


Подполье свободы

«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.


Перья Солнца

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.