Евангелие от Джексона - [19]

Сначала Лодин пересмотрел все вещи, внимательно изучил расчеты в Купцовом блокноте, потирая виски круговыми движениями указательных пальцев. Завершив процесс переваривания информации, поднял голову и сказал:

— В принципе, я с такой калькуляцией согласен, однако хочу предупредить сразу: свою долю я забираю сейчас, а вы уж смотрите, как вам удобней.

— Твое право, — сказал Купец. — Уговор старый — в городе ничего не сдавать.

— Помню.

Под конец, когда был обсужден план на следующий день, дошла очередь и до трофейной бутылки. Финик, с крокодильей жадностью пожиравший бутерброд с икрой и слегка осовевший от водки, неуверенно предложил:

— Может, выходной завтра сделаем, а? Пусть эмоции немного поулягутся.

— Не советую делать паузы, — предостерег Лодин. — Нужно как можно больше успеть, пока нами не займутся. И время здесь решающий фактор.

— Он прав, — сказал Купец. — Темп, темп, темп — это наш козырь.

И Крот молчаливым кивком выразил с ним согласие.

Обратный путь в полупустой электричке показался Лодину очень коротким. Он ехал и со смутным беспокойством думал о том, что в игре, той опасной игре, в которую он вступил, уже пущены часы и сделан первый ход. И пусть этот ход сделан не его рукой, но обдуман и выстрадан он им, Лодиным. И последующие его ходы должны быть тщательно выверенными, самыми сильными. Пусть соперник окажется в цейтноте, пусть ошибается!

Мерным перестуком колес электричка убаюкивала, глаза непроизвольно закрывались, и в эти мгновения сердце его будто обрывалось и летело в какую-то бездну, и ему начинало казаться, что он сел в несущийся под откос состав, у которого нет тормозов.

Когда наконец он добрался домой и закрыл за собой дверь, то почувствовал чудовищную усталость. Ничего не хотелось, кроме одного — поскорей забыться.

V

Уймись, смертный, и не требуй правды, которая тебе не нужна.

Евангелие от Джексона 22:3

Телефонный звонок был настойчивым и занудливым, как муха на стекле; он не прекращался, въедливо сверля блаженную тишину чудесного воскресного утра. «Аргументы и факты» пришлось отложить, а трубку поднять.

— Алло!

— Верховцев? — Олег услышал густой баритон шефа. — Это Брагин. Разбудил?

— Немножко, — ответил Верховцев, принимая на постели сидячее положение.

— Тогда извини. Дела такие, Олег Евгеньич… придется поработать.

— Товарищ майор, я ж одной ногой в отпуске… — попытался сопротивляться Верховцев.

— Придется ногу вернуть на место, команду «отставить!» знаешь? Гунара вчера прямо с работы с аппендицитом в больницу увезли. Опергруппа оголена, заменить некем, сам знаешь…

— Да знаю…

— А знаешь — собирайся, машина за тобой уже послана.

— Что произошло-то?

— Квартирная кража. По дороге тебя введут в курс дела, Ну, всего.

Верховцев понимал, что возражать бессмысленно, тем более что в трубке уже слышались короткие гудки. Понимал он и другое — его отпуск переносится теперь на неопределенное время, и утешало лишь то обстоятельство, что никаких планов ломать не приходилось — шеф дал «добро» на отпуск так же неожиданно, как и минуту назад отменил, — а поэтому никакими путевками и дорожными билетами Верховцев себя повязать не успел. Понимал он еще и то, что отдохнуть ему уже не придется, и те три дня, что шеф подкинул ему дополнительно перед отпуском, горели синим пламенем. А хорошо отдохнуть, отоспаться, ох, как не мешало, устал зверски: только вчера вечером он вернулся из Даугавпилса, где провел почти две недели без отдыха и нормального сна, будучи подключенным к операции по обезвреживанию опаснейшей преступной группы Барсукова, по кличке Мотыль. За этой бандой, возглавляемой отпетым рецидивистом, занимавшейся грабежами, разбоями, вымогательством и имевшей на счету девять убийств, кровавый след тянулся по всей Латвии. За ней охотились больше года, последнее время шли буквально по пятам, сужая круг поисков. И вот на небольшом хуторе под Даугавпилсом кольцо, наконец, замкнулось. Сложная операция прошла успешно — удалось взять всех, включая самого главаря. Но не обошлось и без горькой потери: старший инспектор угрозыска из УВД Слава Мисевич при задержании погиб. Не хотелось верить, что капитан, этот остроумный и радушный крепыш, душа-человек, уже никогда не встретит его радостным возгласом в своем кабинете на бульваре Падомью, где частенько приходилось по делам бывать Верховцеву: «О, октябрята пожаловали!», имея в виду название района, где работал Олег, не напоит бесподобным, настоянным на лесном разнотравье чаем. Нет больше Славы Мисевича, нет; представлен посмертно к ордену «За личное мужество». И останется его жене и сыну на память боевая награда, а кто вернет им мужа и отца?! Незаживающая рана, печаль, неизбывное горе…

Верховцев глянул на часы — девять сорок пять. Работа в розыске научила его собираться в считанные минуты. «Уазик» уже поджидал у подъезда, дверь распахнута. Ребята приветствовали его дружно:

— Привет, старина! Свейки, драугс! Ну что, отпускник, отвальная отменяется?

Все знакомые лица: эксперт-криминалист Айвар Стродс, кинолог Берзиньш со своим любимчиком Герцогом, следователь с редкой загадочной фамилией Полутень…