Евангелие от Афрания - [19]

Заинтересовавшись конспиративными контактами Иисуса, я принялся изучать – под соответствующим углом зрения – текст Нового Завета, тут же обнаружив целый ряд многообещающих эпизодов. Однако на третьем или четвертом из них я решительно сказал себе «Стоп», почувствовав, что начинаю подгонять факты под концепцию. Эдак недолго уподобиться нашим полоумным «патриотам», способным обнаружить проявления Вселенского Жидомасонского Заговора даже в шестиконечности снежинок. И все же есть один эпизод, который нам следует рассмотреть, ибо он, возможно, имеет прямое отношение к событиям Страстной недели. Речь идет о Преображении Господнем.

Незадолго до своего третьего (и последнего) похода в Иерусалим Христос, сопровождаемый Петром, Иоанном и Иаковом, поднялся на гору совершить молитву. Дальше произошел ряд событий, из которых мы, как водится, опустим без комментариев прямые чудеса: воссияние лика и одежд Иисуса, опускающиеся на участников облака и глас с неба. «Сухой остаток» же будет выглядеть так: «Петр же и бывшие с ним отягчены были сном; но пробудившись увидели славу Его и двух мужей, стоявших с Ним; и когда они отходили от Него, сказал Петр Иисусу: Наставник! хорошо нам здесь быть: сделаем три кущи, одну Тебе, одну Моисею, и одну Илии» (Лк 9:32-33). Иисус, однако, ни единым словом не стал подтверждать домыслы учеников о том, что беседовавшие с ним люди – действительно Моисей и Илия. А дальше – самое интересное: «И когда сходили они с горы, Иисус запретил им, говоря: никому не сказывайте о сем видении, доколе Сын Человеческой не воскреснет из мертвых» (Мф 17:9); «И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мертвых?» (Мф 9:10). Попросту говоря: трое Апостолов оказались нечаянными свидетелями встречи Иисуса с некими двумя людьми, которая явно не предназначалась для их глаз. Иначе с чего бы это Учитель потребовал, чтобы они держали язык за зубами – до самой смерти?

Вернемся, однако, к генеральной линии нашего расследования – к событиям четверга Страстной недели. Итак, как и когда могла быть незаметно для Апостолов передана Иисусу информация о предательстве Иуды (кто ее передал – это отдельная тема)? Здесь существует бессчетное множество способов (например, через практически невычисляемого связника, закамуфлированного под нищего на паперти), однако в данном случае можно предположить простейший: Иисус нашел соответствующее сообщение в заранее оговоренном месте явочной квартиры – «большой, устланной, готовой», после чего и обвинил Иуду в предательстве.

Есть, однако, и еще одна загадка. После окончания Тайной вечери Иисус с одиннадцатью Апостолами покинули Иерусалим и совершили свое шествие в Гефсиманию – масличный сад у подножия Елеонской горы, что восточнее города.[18] Судя по продолжительности бесед, ведшихся по дороге, путь был неблизкий. В Гефсиманском саду, после Моления о чаше, Христос и был арестован. В евангельских текстах не содержится никаких намеков на то, что Учитель заранее делился с Апостолами своими планами – куда именно он собирается направиться из Иерусалима. Между тем, Иуда, покинувший Тайную вечерю задолго до ее окончания, безошибочно привел группу захвата именно туда, куда следовало, – в Гефсиманский сад.

Надеюсь, этому персонажу мы не станем приписывать дар всеведения? Тогда давайте рассуждать логически. Ну, как Иуда угадал само место – более или менее ясно: видимо, Гефсимания служила Апостолам постоянным убежищем в течение последних дней («Днем Он учил в храме; а ночи, выходя, проводил на горе, называемой Елеонскою» – Лк 21:37); отметим, что в Гефсиманском саду действительно есть скала с большой пещерою, которая, судя по всему, и служила Апостолам жилищем (Библейская энциклопедия, I:159). Именно отсюда они, видимо, и отправились в Иерусалим на Тайную вечерю. Непонятно другое: на чем основывалась уверенность Иуды в том, что Иисус вернется в эту ночь на свою заведомо засвеченную базу? Ставя себя на место Учителя, он должен был бы предположить, что тот попытается вырваться из-под колпака и немедленно исчезнуть из окрестностей Иерусалима, как уже неоднократно проделывал ранее (например, Ин 10:39-40). Эти «исчезновения» Иисуса очень интересны сами по себе, однако сейчас речь не о них.

Мы как-то привыкли исходить из того, что в ту ночь в основе всех действий (а вернее – бездействия) Христа лежало его твердое намерение «испить чашу сию». Между тем, сыщикам для успеха реальных оперативно-разыскных мероприятий необходимо как минимум верно отрефлектировать мотивации разыскиваемого. Кажутся ли способными на столь точное проникновение в помыслы Спасителя Иуда и стражники Синедриона? Вопрос, по-моему, риторический. И – с другой стороны: пусть Иисус уже окончательно распорядился собственной жизнью. Однако мог ли такой человек, как он, сознательно подвергать риску – смертельному, и притом совершенно бессмысленному – своих учеников, оставаясь вместе с ними? В момент ареста Учитель заявляет: «Если меня ищете, оставьте их, пусть идут! (да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты мне дал, Я не погубил никого)» (Ин 18:8-9). Однако, прямо скажем: его собственный вклад в то, что ученики остались живы, кажется минимальным. Ведь это же просто «преступный недосмотр», что их не перебили на месте в момент инцидента с Малхом!