Евангелие от Афрания - [15]

Впрочем, это все так, к слову; у меня нет ни малейшего желания сочинять здесь сценарий для завлекательного триллера под условным названием «Зомби по имени Лазарь». Во-первых, допустить выступление Спасителя в амплуа водуистского колдуна можно, лишь отказавшись от обязательной для меня «презумпции честности». Во-вторых, не забудем о том, что чрезвычайно сложная и требующая вековых традиций техника погружения человека в «состояние зомби», по-видимому, просто не была известна древним евреям. Более того: не существует никаких намеков на то, что этой техникой владели хотя бы их соседи – халдейские маги или жрецы Финикии и Египта, – у которых в принципе мог бы обучиться и Иисус. Между тем, трудно допустить, чтобы такая впечатляющая практика не нашла должного отражения в обширной исторической литературе, посвященной этому региону.

Говоря о воскрешении Лазаря, упомянем прежде всего о том, что оно фигурирует только в Евангелии от Иоанна; все три евангелиста-Синоптика хранят по поводу этого события полное молчание. Это настолько странно, что, например, Фаррар счел необходимым специально прокомментировать это расхождение, предлагая три возможных объяснения; рассмотрим их по порядку.

1. Повествования Синоптиков вообще касались главным образом галилейской части служения Христа, а иудейская его часть (к которой относятся события в Вифании) прорисована куда менее детально; у Иоанна же соотношение обратное. Такое объяснение кажется весьма странным, поскольку в синоптических Евангелиях прямо фигурируют некоторые (куда менее существенные) эпизоды, связанные с пребыванием Христа в доме Лазаря и Марии с Марфой.

2. Синоптики могли счесть это воскрешение не более существенным эпизодом, чем ранее виденные ими чудеса. Ну, кто-то из них, может, и вправду подумал: «Эка невидаль – оживление разлагающегося трупа», но вот чтоб все трое – это вряд ли…

3. Фаррар обращает внимание на «особую сдержанность Синоптиков по отношению к вифанскому семейству»; они называют его «домом Симона – прокаженного» (Иоанн, напротив, ни о каких прокаженных не упоминал), Марию – просто «женщиной», безо всяких уточнений. Он полагает, что в момент написания синоптических Евангелий (хронологически более ранних) еще сохранялась угроза ликвидации Лазаря и других свидетелей воскрешения иудейскими властями (Ин 12: 9-11). Понятно, что в этих условиях снабжать сыщиков Синедриона какой-либо информацией о вифанском семействе было ни к чему. К моменту же написания Евангелия от Иоанна эта причина «запечатывания уст» уже исчезла, и стало возможным рассказать о чуде. Логично? По-моему, не очень. Напомнить, чем кончилось воскрешение? «Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него; а некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус» (Ин 11: 45-46). И правильно; это ж первейшее дело – просигнализировать, а уже там дальше – Органы разберутся… Так что смею предположить, что Апостолы при всем желании не смогли бы сообщить властям о вифанском семействе ничего доселе им неизвестного.

Итак, ни одна из предлагаемых Фарраром версий не кажется мне сколько-нибудь убедительной. Зато, на мой взгляд, возможны два иных – на выбор – объяснения этих расхождений.

1. Появившийся лишь в хронологически наиболее позднем из четырех Евангелий эпизод с воскрешением Лазаря попросту не имел под собой никакой реальной основы. Мы воздерживаемся от принятия такого объяснения в силу «презумпции честности».

2. Молчание Синоптиков объясняется тем, что они, в отличие от Иоанна, были уверены: с этим воскрешением – дело нечисто, и незачем лишний раз о нем напоминать. В этой связи кажется уместным привести версию такого комментатора Нового Завета, как Ренан.

Он полагал, что воскрешение Лазаря – это «интрига сестер вифанских, Марии и Марфы. Возмущенные дурным приемом, оказанным в Иерусалиме обожаемому ими Христу, сестры попытались устроить такое происшествие, которое поколебало бы скепсис недоверчивых иудеян. Таковым могло бы стать воскрешение человека, небезызвестного в Иерусалиме. Когда Иисус пребывал за Иорданом, Лазарь серьезно занемог. Перепуганные сестры послали за Иисусом, однако прежде чем тот появился в Вифании, брат уже пошел на поправку. Тогда сестрам пришла в голову блестящая идея – бледного, еще не оправившегося Лазаря обвили погребального пеленами и перенесли в склеп». После того, как отведенный к гробнице Иисус пожелал взглянуть на друга, закрывающий вход камень был отвален, Лазарь вышел наружу и все уверовали в «чудо».

Знал ли об этом Христос? Ренан полагает, что он, так же как, например, Франциск Ассизский, просто не в силах был обуздать жажду чудес, обуревавшую его сторонников. Апостолов же это очевидное жульничество, пусть и совершенное с благой целью, искренне возмутило (вспомните одно из обозначений вифанского семейства в синоптических Евангелиях – «дом прокаженного»), однако выносить сор из избы сторонников Христа они посчитали невозможным.

Почему же эту инсценировку не раскусил Иоанн? Разгадка здесь, несомненно, кроется в самой личности этого Апостола. Человек, в тридцать с небольшим написавший «Апокалипсис», несомненно должен быть несколько не от мира сего (слова «не от мира сего» ни в малейшей мере не служат здесь эвфемизмом для «не в своем уме»). То, что казалось вполне очевидным для более прочно стоявших на грешной земле Петра и Левия Матфея, вовсе не представлялось таковым Иоанну. В созданном и обжитом им ирреальном мире чудеса, подобные воскрешению Лазаря, действительно были совершенно нормальны и естественны.