Евангелие для цыганского барона - [8]
Потому мы, христиане, желаем, чтобы всякий человек покаялся, т.е. сознался в своих грехах и попросил Небесного Отца дать силы не делать больше подобного, чтобы быть в мире с Богом и иметь Его благословения.
— Вот ты, еврей, и пришел к тому, о чем я сам тебе хотел рассказать, а именно: о благословениях. Вы, баптисты, только мечтаете их иметь, а не имеете, потому и ходите нищие. А я знаешь, почему богат? Потому что нас, цыган, Бог благословил, благословляет и будет благословлять. Ты ж, еврей, только говоришь: "написано", "написано", "написано", а сам же и Библию не читал.
Если бы ты ее читал, то знал бы, что в библии в книге пророка Афанасия написано про нас, цыган. Там есть такое сообщение, что наш цыганенок Пишта, когда Христа распинали, украл один круць, ну это значит гвоздь, которым прибивали Его к дереву, и Спаситель уже прибитый тремя, а не четырьмя, гвоздями сказал со креста: "Благословляю вас, цыгане, вовеки за то, что вы облегчили мои страдания. Вечно будете мной благословляемы в вашем ремесле!" — Это значит – в воровстве. А коль нам сам бог разрешил воровать, то значит наша работа (онтак и назвал работа!) не осудительна и я богат потому, что я благословлен богом.[2]
При этом барон несколько раз перекрестился, достал из-за пазухи большой золотой крест, поцеловал его наспех и так же наспех спрятал.
— Вот так-то, еврей, Библию читать надо! – похлопывая по плечу Андрея, сказал барон.
"Еврей" достал свою Библию и только хотел прочитать из нее, как барон остановил его:
— В баптистской Библии этого нет.
— А в какой есть? – спросил Андрей.
— В нашинской.
— То есть в цыганской?
— Ну нет, этой ... что с крестом.
— Она у тебя есть?
— Еще бы, я как и ты каждый день ее читаю.
— Этой Библии веришь? – спросил Голубенко.
— Да, этой верю, это нашинская.
— Если ты в ней найдешь книгу пророка Афанасия – я буду тебя слушать о Боге, если не найдешь – ты будешь меня слушать и никогда не возражать, договорились?
— Договорились, – неохотно ответил барон.
— Пожалуйста, ищи, — попросил Андрей. Главный Рома робко взял Библию, долго листал, а потом, видя, что зашел в тупик, нашел выход из положения:
— Я не помню, на какой странице об этом написано, хоть и читал позавчера.
— Никогда ты не читал книгу Афанасия и читать не мог, такой книги просто нет. А чтоб ты знал, что я знаю "вашинскую" – следи за оглавлением!
Андрей раскрыл Библию, принесенную Марцом на странице, где отпечатано оглавление.
— Следи за названиями! – и стал наизусть, не глядя в Библию, быстро и четко называть книги, находящиеся в ней по порядку, включая и неканонические. Закончив перечень, проповедник спросил:
— Афанасия встречал?
— Нет, не проходил, — ответил барон, несколько растерявшись.
— И никогда не пройдет. Сказки все это! И легенда ваша — сказка. Будешь верить ей — погибнешь! А о воровстве, вашей работе, как ты ее назвал, я прочту тебе из "вашинской" Библии.
Полистав, Андрей нашел нужное место и сказал:
— А еще лучше прочти ты сам, вслух, я тоже желаю послушать "вашинскую" Библию. Барон, приободренный тем, что и Андрей желал послушать, решился все-таки читать:
— "Ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники... — Царства Божия не наследуют" (1 Кор. 6,10).
Наступила глубокая пауза.
Теперь Андрей умышленно повторил фразу, сказанную ранее бароном:
— Вот так-то, баро, Библию читать надо!
— Да-а-а!... Розкрутыв ты мэни вуса[3] – протяженно произнес Рома, проведя рукой по усам, как бы убеждаясь в правоте своих слов.
Глава 5
Неслышной чередой проходили дни, недели, проведенные Голубенко среди цыган. И каждый прожитый день вносил какие-то изменения не только в интерьер отделываемого художниками здания, но и в отношения цыган с проповедником.
Как лепнина, деталь за деталью превращавшая фрагмент узора в целый фриз, лаконичный своей завершенностью, так и отдельные стихи Библии, своеобразной "лепкой" откладывались на сердцах цыган, задающих всевозможные вопросы евангелисту, соединяющего их в одну тему — тему их спасения.
Андрей не ожидал, что цыгане, столь погрязшие в грехах, проявят такой живой интерес к Библии, основные темы которой он излагал им почти каждый вечер, закончив определенный цикл художественной работы. "Слушать что-нибудь новое" для них было приятным занятием, возможно, ничем не уступавшим желанию афинян и проповедник часто был озадачен вопросом: "Что это? — Удовлетворение праздного любопытства или неслышимый зов души, изголодавшейся по настоящему хлебу?"
Но по глубине вопросов, задаваемых цыганами, евангелист понял, что труд его не тщетен, а душа этих диких людей тоже может плакать, страдать, гореть любовью.
Часто вопросы переходили в жаркую дискуссию, особенно тогда, когда вступали в противоречие обычный уклад жизни цыган и четкое предписание библейской истины. Нередко персонажи из Библии оказывались "почему-то" сидящими рядом с проповедником и тогда не обходилось без взрыва негодования со стороны некоторых из них, обличаемых совестью.
