Ева - [9]
– Я учился в колледже вместе с вашим братом Хайме, – сказал Фалько. – А с вами как-то раз встретились в Мадриде, в ресторане «Ор-Компон». И потом еще в Чикоте.
– Вполне возможно.
Горгель, укрывшись за своим лаконизмом, как за бруствером окопа, с подозрением рассматривал Фалько. Наверняка до него доходили слухи о связи Чески с этим красавчиком, у которого улыбка – хоть сейчас на рекламу зубной пасты «Марфиль». Горгель был очень высок ростом, худощав, с элегантными манерами, носил усы, кокетливо подстриженные, как у Кларка Гейбла. Загорелое лицо, нашивка с тремя капитанскими звездочками на груди, фуражка с красным околышем, мундир зеленовато-защитного цвета и высокие сапоги, начищенные до такого ослепительного блеска, что казались антрацитовыми. «Будь с ней поосторожней, – еще в Саламанке предупреждал Фалько адмирал, имея в виду Ческу. – Дамочка очень разборчивая: любовников у ней мало и все – птицы высокого полета. Это кое о чем говорит в нашей нынешней католической Испании, где так трясутся над приличиями и даже развод почитают смертным грехом. Кроме того, муж при пистолете, так что умерь свою склонность утешать томящихся в разлуке офицерских жен. Это может тебе выйти боком или еще откуда-нибудь».
– Имел честь познакомиться с вашей супругой в Саламанке, – спокойно произнес Фалько, краем глаза перехватив ее предостерегающий взгляд. – Меня представил ей ваш брат Хайме. Как он, кстати, поживает?
Лицо Горгеля немного смягчилось. Жив-здоров, ответил он. По крайней мере, если судить по его последним письмам. Его перевели из-под Мадрида в окрестности Теруэля.
– А вы? – осведомился Фалько. – В отпуске сейчас?
– Мне дали неделю по семейным делам. После Харамы.
Фалько заинтересованно вздернул бровь. В Хараме произошло едва ли не самое кровопролитное сражение этой войны. Добровольцам из коммунистических интербригад под началом испанских офицеров противостояли мавры-регуларес, вынесшие основную тяжесть боев. Потери были огромны.
– Вы были под Харамой?
Горгель с непомерной заносчивостью дернул усом:
– Был.
– И что же – там в самом деле так ужасно, как об этом пишут газеты?
– Может, еще и похуже.
– Вот как… Рад, что вы можете рассказать об этом.
– Спасибо. – Искра недоверия мелькнула в глазах Горгеля. – Я вижу, вы в штатском… Вы что – не в армии?
Фалько почувствовал на себе взгляд Чески.
– Нет, я другими делами занят… Бизнесом.
Недоверчивость сменилась неприязнью.
– Да уж вижу.
– Импорт-экспорт… – Фалько намеренно подпустил цинизма. – Продукция самого высокого спроса и всякое такое… Поверьте, не только в окопах защищают Испанию от моровой язвы марксизма.
– Понимаю.
Горгель источал презрение такой густоты, что оно казалось физически ощутимым. Он удовлетворенно повернулся к жене, как бы говоря: «Видишь, каков?» Это означало, что испытание пройдено, и Фалько решил, что теперь может смотреть на женщину с более естественным видом. Светлые глаза заскользили по ней, всматриваясь оценивающе, но осторожно, однако она уже полностью овладела собой. Выдержка Фалько дала ей для этого достаточно времени, и все внешние приличия были соблюдены. Еще он отметил как некую особенность, что Ческа, хоть между ними явно уже существовало нечто серьезное, демонстрирует технически безупречную холодность. Женщина – тем более замужняя, – которая должна скрывать серьезное чувство, ведет себя, как правило, хладнокровней, чем та, кому надо маскировать невинное увлечение. И потому Фалько наградил Ческу одобрительным взглядом и еще одной улыбкой.
– Поздравляю вас, – сказал он. – Вы можете гордиться своим мужем.
– Я и горжусь.
И с этими словами сильнее сжала руку Горгеля. Если бы не сплетни о ее любовниках, цинично подумал Фалько, меня бы тронула такая супружеская близость. Воин и его надушенный трофей. Не выходя за границы приличий, Фалько с удовольствием обвел быстрым взглядом смуглое породистое лицо. От Чески, как и в прошлый раз, пахло «Амоком», и губы были ярко накрашены. Все так же ошеломительно хороша, подумал он, испытывая от этого почти физическое страдание. Как же некстати случился тут этот Пепин. По счастливой случайности встретиться с Ческой в Севилье – и нарваться на мужа… Она совсем близко – и совершенно недоступна. Несколько месяцев назад протянулась между ними какая-то ниточка, но продолжения не последовало. Впрочем, жизнь вертится почище всякой карусели.
Отведя наконец глаза от Чески, он встретил задумчивый взгляд Пепина Горгеля. Тот сумрачно рассматривал его, будто недоумевая, зачем они втроем стоят тут на середине лестницы в отеле «Андалусия Палас». Пора убираться, подумал Фалько.
– Рад был вас видеть, – сказал он и надел шляпу.
Улица Сьерпес бурлила. Витрины обувных, шляпных, ювелирных магазинов, лавок с литографиями и фигурками святых были так изобильны, словно жизнь в городе текла по прежнему руслу. Разница чувствовалась лишь в том, что в толпе стало больше людей в военной форме, чаще встречались женщины в трауре и мужчины с креповыми повязками на рукаве, да еще в том, что перед плетеными креслами вместо прежних чистильщиков обуви – средних лет цыганистых севильянцев с мозолистыми руками – теперь возле своих ящиков с гуталином стояли на коленях мальчишки. Причина была проста: их отцы и дядья лежали в земле или сидели по тюрьмам с тех пор, как легионеры генерала Кейпо де Льяно
