Ева Браун: Жизнь, любовь, судьба - [3]

Я сделал то, чего не сделали очень многие до меня. Я решил выяснить все досконально и потому разыскал людей, непосредственно причастных к описываемым событиям. Я рылся в уголовных делах, регистрационных книгах отделов записей актов гражданского состояния, посещал школы, монастыри, частные дома, отели, парки и кладбища. Ни одному очевидцу я не верил на слово и сразу же требовал доказательств, а затем еще и еще раз проверял его показания. Я даже сводил одних свидетелей с другими — подругу с подругой, сестру с сестрой, дочь с матерью.

Все эти усилия могли оказаться совершенно напрасными, если бы не помощь тех, кто был рядом с главными персонажами моей книги. Назову лишь нескольких из них: секретарши Гитлера Траудль Юнге, Герда Христиан и госпожа Вольф, его бывший шофер Мориц, другие сотрудники, друзья и школьные подруги Евы Браун, ее парикмахер, горничная, бывший шофер и, главное, ее ближайшая подруга Герда Остермайер, которая впервые после очень долгого периода молчания согласилась откровенно поговорить о ней. Я твердо убежден, что все эти люди видели во мне не тюремного надзирателя, не врага, не проныру-репортера, а друга, от которого им нечего скрывать. И я очень надеюсь, что моя книга их не разочарует.

Благодаря энергичной поддержке семьи Евы Браун мне удалось обнаружить в одном из укромных уголков Вашингтона 33 альбома с фотографиями Евы. До этого на протяжении двадцати двух лет никто из ее близких родственников не дал ни одного интервью. Такая сдержанность вполне понятна; ведь все это время им ничего не оставалось, как молча смириться с осквернением памяти Евы, бойкой торговлей ее личными вещами, взятыми победителями в качестве сувениров, и появлением бесчисленного множества пасквилей, не говоря уж о печально известной фальшивке — так называемом дневнике. Даже земляки не пощадили семью Евы Браун. Они всячески преследовали и унижали ее. Однако справедливости ради должен отметить, что ее родственникам пришлось расплачиваться за роскошную жизнь в Берхтесгадене и покровительство нацистских властей, избавивших их от тягот войны. Они, правда, до сих пор не понимают этого, и потому хочу напомнить, что даром можно получить только смерть.

Мне удалось убедить их в необходимости пожертвовать семейной гордостью ради исторической истины. Иначе нам придется верить историческим мифам, а этого очень не хотелось бы. Они помогали мне буквально во всем и делились самыми сокровенными тайнами. Особенно я благодарен Ильзе Браун, которая в прямом смысле излила мне душу.

Но я не Уильям Манчестер, получивший от Жаклин Кеннеди заказ на написание книги об убийстве ее мужа. Боюсь, что семья Браун, прочтя эту книгу, горько пожалеет о своих доверительных отношениях со мной. Для них Ева — близкая родственница, жившая в мире грез, а для меня — просто живой человек со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так пусть же они вспомнят, что я обещал им писать только правду, но зато всю правду.

Я убежден, что Ева Браун тоже не захотела бы ничего другого.

Нерин Ган

Девушка, улыбавшаяся одними глазами

Это произошло в пятницу 17 сентября 1931 года в Мюнхене в доме 15 на Принцрегентенплац.

— Пока, дядюшка Ади, пока!

Услышав звонкий девичий голос, невысокий черноволосый мужчина на мгновение замер у подножия лестницы и оглянулся.

Совсем еще юная девушка в баварском национальном летнем платье склонилась над перилами и чуть приподняла подол, обнажив стройные ноги. Спутник брюнета усмехнулся и поднял голову. Шофер стоявшего возле дома черного «мерседеса» нетерпеливо нажал на клаксон, но те, кого он ждал, продолжали стоять как вкопанные, не обращая никакого внимания на гудки.

Наконец Гитлер еще раз прощально вскинул руку, вышел из подъезда и сел в сверкающий лаком автомобиль — знак внимания всемирно известной фирмы. В начале тридцатых годов Гитлер был уже популярен и руководство концерна «Мерседес-Бенц», заботясь о будущем, решило сделать подарок наиболее честолюбивому политическому деятелю из числа крайне правых.

Устроившись поудобнее рядом с шофером открытого автомобиля, Гитлер посмотрел на лоджию второго этажа, где теперь стояла девушка. Он в последний раз помахал ей и сказал шоферу:

— Никто так не умеет улыбаться глазами, как Гели.

Гели — именно так ласково звали дочь сводной сестры Гитлера Анжелу Марию Раубаль. Гитлер всячески опекал их, но его покровительство скорее напоминало ревность Дона Бартоло из «Севильского цирюльника». Ведь Гели была на девятнадцать лет моложе его и к тому же необычайно красива.

«Настоящая принцесса, на которую на улице люди оглядывались, хотя в Мюнхене это не принято» — так отозвался о Гели старый соратник Гитлера Эмиль Мориц, до сих пор — через 36 лет — по-прежнему безумно любящий ее.

Почти всегда, уходя из дома, Гитлер, по обыкновению своему, снова поднимался в квартиру, чтобы во второй раз попрощаться с племянницей. Неужели он питал к ней такое расположение? А может быть, просто хотел лишний раз напомнить ей о необходимости блюсти себя? Во всяком случае ему нравилось постоянно подчеркивать свой авторитет в глазах родственников.

В эту пятницу Гитлера одолевали другие заботы. Он собирался не только перевезти значительную часть своего имущества в расположенную в Оберзальдберге виллу «Вахенфельд», а и отправиться в предвыборную поездку, которая должна была закончиться в Гамбурге. Кроме того, он не слишком доверял своему новому шоферу Юлиусу Шреку, любящему быструю езду. Гитлер же предпочитал ездить медленно и поэтому хотел выехать из Мюнхена как можно скорее, чтобы не давать Шреку повода изо всех сил нажимать на газ.