Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди - [5]
>Ковчег. Гравюра Гюстава Доре
Тут-то и раздался чудовищный грохот. Тысячи людей обернулись к Везувию и увидели, как, будто пылинки, взлетают к небу громадные камни, а над горой начинает расти похожее на пинию дерево из пепла и дыма.
Вот тогда они опомнились и, толкаясь, бросились к своим жилищам, чтобы забрать домочадцев, дорогую утварь, иные ценности… Только после этого они покинут город!
Многие спаслись — те, чья поклажа была не слишком тяжелой и в ком жадность не возобладала над благоразумием. Они бежали без оглядки, призывая соседей следовать за ними. Но те продолжали вязать узлы, покрикивая на рабов и отводя глаза от трещин, раскалывающих стены. Они не могли вот так запросто расстаться с нажитым! Когда же и они наконец оказались на дорогах, ведущих из города, то поняли, что вот оно — возмездие за алчность.
На улицах бушевала обезумевшая толпа. Теряя человеческий облик, люди пихали, били, царапали друг друга. Идти было невозможно, и они ползли по телам упавших и раздавленных, не обращая внимания на стоны и мольбы о помощи. У кого кончались силы, те забивались в дома, стоявшие вдоль дорог, чтобы там встретить свою смерть.
Из двадцати тысяч жителей Помпей к вечеру в городе осталось не более двух тысяч. Участь их была предрешена и ужасна. Пепел валил все сильнее, и люди, рискнувшие покинуть свои укрытия, тут же вязли в нем, как в болоте. Если человек падал, сбитый с ног куском обжигающей пемзы или обломком камня от рушащихся зданий, его быстро засыпало с головой. Пепел забивал горло, выедал глаза, и, даже если человек поднимался, он мог лишь слепо шарить вокруг руками, брести, загребая ногами пепел, пока не натыкался на стену какого-нибудь дома и, обессилев, не сползал по ней, чтобы навсегда исчезнуть в серых горячих волнах…
Город горел. Полыхали дома. Как факелы, разбрасывали искры подожженные лапиллями деревья. Это был погребальный костер, потому что никому из еще живых не суждено было дожить до утра.
Люди задыхались в подвалах заваленных по самую крышу домов. Они вскрывали себе вены, приближая смерть, — так поступили два гладиатора, что сидели на цепях в каземате под трибунами цирка. Они сходили с ума и разбивали головы о стены, как жрецы культа Исиды, положившиеся на судьбу и обманутые ею.
А пепел все падал, и вот уже потух последний пожар. Все скрылось под черным покрывалом, ничего не осталось. И никого.
После бани Плиний Старший велел отнести его в опочивальню. Верный Исаак сопровождал его.
— Видел ли ты что-нибудь подобное? Слышал ли о чем-нибудь подобном? — спросил Плиний, устраиваясь на ложе и мановением руки позволяя рабу примоститься рядом.
— Не видел, господин, — ответствовал Исаак. — Слышать же доводилось о бедах куда более страшных.
— Ну-ну, рассказывай, — поощрил Плиний.
— Некогда люди настолько погрязли во грехе, что Бог решил уничтожить их. И хлынул ливень, и усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись ею все горы, какие есть под небом. На пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди. Все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло.
— Не все… — уточнил Плиний Старший. — Не все умерли.
— Не все, — подтвердил Исаак. — Вижу, господин, вам знакомы священные книги иудеев. В них говорится, что нашелся один праведник по имени Ной, и сказал Бог Ною: «Я истреблю всякую плоть, ибо земля полнится от них злодеяниями. А ты построй ковчег из дерева гофер, сделай в нем помещения и покрой смолой внутри и снаружи. И пусть будет ковчег длиной в триста локтей, шириной — в пятьдесят, высотой — в тридцать. И пусть будут на нем окно, дверь, и три настила: нижний, средний и верхний. И войдешь в ковчег ты и сыновья твои, и жена твоя, и жены сынов твоих. И возьмешь ты с собой в ковчег ото всяких тварей самца и самку, чтобы остались они в живых». Ной построил ковчег и, когда начался потоп, взошел на него. Долго плыл ковчег по бескрайней глади и пристал к горе Араратской. Тогда выпустил Ной ворона, но тот вскоре вернулся. Потом выпустил Ной голубя, но и голубь вернулся ни с чем. Прошло еще несколько дней, и опять пустил Ной голубя. Долго не было птицы, а когда прилетела она назад, то в клюве держала оливковую ветвь. Это означало, что жизнь начала возвращаться на очищенную от скверны землю.
— Да, да, конечно, — перебил иудея Плиний. — И тут же вода стала убывать. Появились из воды горные вершины, затем долины, и до тех пор отступала вода, пока моря не вошли в свои берега. Тогда вышли люди из ковчега. И стали они плодиться и размножаться пуще прежнего. Так?
Раб молчал.
— А знаешь ли ты, Исаак, — продолжил Плиний, — что у эллинов есть сказание о Девкалионе? Когда Зевс вознамерился погубить все сущее, Девкалион по совету своего отца Прометея построил огромный корабль, на котором и спасся во время потопа со своей женой Пиррой. Девять дней их носило по волнам, пока не пристали они к вершине Парнаса, которая единственная выступала из воды.
— Мне известна эта легенда, — сказал Исаак. — Такие же поучительные истории о невиданном наводнении, в малом разнящиеся, рассказывают и египтяне. Но это лишь доказывает, что потоп как божественное возмездие действительно был.
