Этюд в черных тонах - [95]

Я осталась сидеть на стуле как дура, понимая, что малейшее дуновение ветра унесет меня прочь.

11

Меня одевали чужие руки, не мои.

Они возникли передо мной, умелые и уставшие от повторения одних и тех же движений. Чужие глаза смотрели на меня в зеркало. Вот оно — мое лицо, мой нос картошкой, мой маленький, почти не существующий подбородок. Мои слишком близко посаженные глаза. Чужие руки в последний раз увенчали меня сестринским чепцом. Именно этого от меня и ждали.

А потом я приступила к перемещениям. Я вышла из комнаты, прошла по коридору, миновала кухню, где миссис Гиллеспи украдкой взглянула в мою сторону, и холл, в который Гетти Уолтерс ввела меня в мой первый день и где она, кажется, решила оказаться специально, чтобы попрощаться со мной, одновременно улыбаясь и плача.

Я превратилась в скандал. В несчастье. Это несчастье заключено в определенное тело, на которое все пялят глаза. Короткие медленные шаги. Руки сложены на животе, как будто я получила смертельную рану и истекаю кровью.

Остановиться я не могла.

Я поднялась наверх, как будто паря над ступеньками. Мэри Брэддок в это время шла вниз, она не сказала мне ни слова. Мистер Конрад Х. высунул голову в коридор, но, увидев меня, тотчас захлопнул дверь. Я, вероятно, заразилась от него паранойей: решила, что даже он все про меня знает. Я подошла к самой последней двери. Я ее открыла. И тогда наконец-то я остановилась.

12

Все здесь казалось прежним, но прежним уже не было.

— Чувствуйте себя как дома, мисс Мак-Кари, — произнес голос из кресла.

Но я ничуть не растрогалась.

— Вы тоже, — ответила я. — Не беспокойтесь, сэр, я уеду завтра рано утром, как вы и пожелали. Могу я узнать, для чего я понадобилась вам сегодня?

Слова давались мне с трудом, как будто я отхлебнула адской смеси у этого демона, который был моим — любовником, Энн, — спутником на протяжении нескольких лет. Но даже это не ранило меня так больно, как безразличие мистера Икс.

— Я хочу, чтобы вы кое-что сделали, — сообщил он. — Я вас извещу. Завтра вы уедете.

Чтобы не разреветься снова, я повернулась и притворилась, что занята уборкой.

Это не так больно, думала я. Да, болезненно, но не чересчур, а если ты рассудишь здраво, Энни, то поймешь, что это самое разумное решение в отношении тебя, и так с тобой волен поступить любой — даже такой человек, как мистер Икс, пускай тебе в какой-то безумный момент и показалось, что ты можешь быть ему нужна и что он понимает тебя лучше, чем понимаешь ты сама. Но теперь на тебе клеймо. Ты давала пристанище и деньги Убийце Нищих. Ты предоставила свое тело и душу дьяволу. С этим не примириться даже мистеру Икс. Вполне разумно.

Он заговорил со мной всего однажды — спросил своим обычным мягким тоном:

— Вам пришлось очень тяжело в полицейском участке?

— Немножко.

— Там наверняка были и репортеры… — задумчиво прибавил он. — От «Портсмут ай» кто-то был? Вопросов задавали много? — Я дважды ответила утвердительно (того репортера я хорошо запомнила), и тогда он произнес как будто про себя: — Конечно, теперь они нуждаются в информации…

Я не поняла, что он имел в виду. Больше мы не разговаривали.

13

Я не могла ничего делать рядом с ним. Находила любые предлоги, чтобы выйти и заняться другими пациентами, которые, к счастью, не так много думали или не думали вовсе и даже не слыхали великую новость о моей связи с Убийцей Нищих, которую сейчас уже, наверно, продавцы газет выкрикивают и здесь, и в Лондоне. У меня возникло странное ощущение, которое только усиливалось с каждым моим появлением в комнате мистера Икс: он сейчас не такой, как всегда, я это чувствовала даже в своем замороженном состоянии. По временам он даже напевал какую-то песенку — я такой и не знала. Он доволен, потому что завтра я ухожу, — с горечью убеждалась я. Боже мой. Это было такое глубокое и страшное чувство, что я черпала в нем силы, чтобы не сдаваться, — как будто вычерпывала гниль из колодца. Чтобы выпрямиться и оказать сопротивление. А моему пансионеру не было никакого дела до этих треволнений. Он почти не притронулся к еде и рисовал узоры в воздухе своим воображаемым смычком, пока вскоре после полудня тихий стук в дверь не возвестил о приходе доктора Дойла: тот сначала просунул в комнату голову, улыбнулся своей широкой улыбкой, а потом одним скачком переместил в комнату и все тело.

— Добрый день прекрасному и досточтимому собранию! Как ваши дела, дражайший юноша? Вижу, что гораздо лучше! И это тоже стоит отпраздновать! Мисс Мак-Кари…

Под мышкой доктор принес коробку. Я узнала название одной из лучших винных лавок Портсмута.

— Уверяют, что это лучшее импортное шампанское из Франции!.. Дорогие друзья, вам нечего сказать? Полагаю, что, хотя газеты здесь не в чести, вы все-таки проживаете в том же мире, что и я… По крайней мере вы, мисс Мак-Кари, ведь о нашем премудром Шерлоке известно, что он живет на далекой звезде… Боже мой! Почему у вас такие унылые лица? Его же поймали! — Доктор широко раскинул руки в ожидании хоть какой-то реакции; наше молчание он истолковал превратно. — Ну хорошо, все вышло, скажем так, не идеальным образом… Наш любимый проклятый преступник нас опередил и испортил праздник полиции. Вероятно, он подозревал, что по его следу уже идут. Вы ведь, наверное, знаете: его нашли мертвым в гостинице «Павлин»… — Секунду поколебавшись между нами двумя, Дойл предпочел обращаться ко мне: — В вечерних газетах об этом еще не писали, однако… мне сказали… что он был… моряк… О господи… — Доктор побледнел. — Это