Этюд в черных тонах - [93]

Джеймсон ответил неопределенным жестом. Мертон снова перевел взгляд на меня:

— Откуда вы знаете?

— Он… он так говорил.

— А что еще он вам говорил?

— Говорил, что приехал в Портсмут, чтобы увидеть меня.

— Чтобы увидеть вас, — повторил Мертон, как будто мои ответы представлялись ему невероятными.

— Да.

— Вы знаете, в какой гостинице он остановился?

— Нет.

— Он что-нибудь рассказывал вам о своей бродячей жизни на улицах Лондона?

Я не поверила своим ушам:

— Роберт?.. Нет, он ведь…

— Вы упрекали его за безденежье, ведь у него не было денег для совместного проживания, это правда?

— Я…

Мертон склонился надо мной, усы его сделались пугающе громадными.

— Все верно, мисс Мак-Кари? Быть может, вы не упрекали его в бедности? Женщины, как правило, презирают мужчин, неспособных их содержать…

— Я… я… не презирала его.

— Но когда он приходил, он просил у вас денег.

Я что-то почувствовала. Такое ощущение возникает, когда проводят грубым предметом по нежной коже. Словно внезапная вспышка. Я поняла это, посмотрев на Джеймсона, который раздувал щеки и записывал нашу беседу, поглядывая на обожаемого инспектора. Все вокруг стало красноватым. Воздух пропитывался напряжением, словно в ожидании развязки.

— Да, — ответила я со слезами на глазах.

— Он сильно разозлился на вас в Лондоне, узнав, что вы собираетесь переехать. Ему внушал отвращение этот город, полный старых нищих матросов, напоминавших о его собственном позорном бродяжничестве… Но вы, такая здравомыслящая, практичная, как и все женщины, презирали его за жизнь в нищете…

Я плакала, я не могла ему отвечать. Мертон смотрел прямо на меня. Потом он поднял голову. И это было как условный сигнал.

Смешки у меня за спиной могли бы меня успокоить — при таком смехе человека не будут обвинять в тяжком преступлении, — но я почему-то занервничала еще сильнее.

— Могу я попросить… стакан воды?

Просьба моя потонула в общем гуле. Мертон, во всяком случае, оставил ее без внимания.

— Проституткам, по крайней мере, платят за их клиентов, — добавил инспектор, обращаясь к своей публике. — А эта мисс сама ему платила. Что ко всему прочему свидетельствует о ее глупости.

За раскатами хохота последовали аплодисменты. Как будто в переполненном театре опустили занавес. И Мертон действительно поклонился в ответ.

— Перед нами образчик скудоумия, — объявил инспектор. — Я угадал это еще при нашей первой встрече.

На меня он больше не смотрел — не из соображений приличия, а просто потому, что я перестала интересовать этих людей.

8

Все собравшиеся в участке стоя аплодировали инспектору. Вдалеке, за кордоном из полицейских, приученных действовать силой, остались репортеры — они кричали и махали шляпами. Но шум сразу затих, когда Мертон шагнул вперед и поднял руки, — опытный оратор, призывающий к тишине. Инспектор торжественно возгласил:

— Господа, город Портсмут СПАСЕН!

Еще один всплеск ликования. «Это был трудный путь, но мы прошли его до конца» — вот о чем шумела толпа. Напряжение Мертона, которое он сдерживал перед лицом восторженных портсмутцев, снова нашло выход в моем лице. Мертон опять заставил всех умолкнуть, как на веселой попойке, где самый пьяный — всегда самый громкий.

— А что до вас — убирайтесь вон, чтоб меня черти взяли! Вы, определенно, не обладаете красотой трех граций, так не ухудшайте ваше положение еще и глупостью! Ступайте прочь с моих глаз!

Обо мне все как будто позабыли. Что вполне логично, ведь я служила — уже послужила — для них всего лишь источником информации. Как только моя роль завершилась, все глаза — совсем недавно так внимательно за мной следившие — от меня отвернулись. Мне потребовались все мои силы, чтобы добрести до выхода. Торопившийся навстречу полисмен отпихнул меня плечом, но я удержала его за руку:

— Простите, не могли бы вы сказать, что случилось с Робертом Мил…

Полицейский прошел мимо. Я попробовала поговорить с другим. Этот детина посмотрел на меня так, как будто я оскорбила его своим вопросом, и тоже оттолкнул в сторону. В тот момент для полицейских было важно проявить себя на глазах у Мертона. Любой, кого инспектор благословит своим взглядом, мог бы получить повышение или — кто знает? — даже перевод в Лондон, когда придет его срок. Я здесь была совершенно не к месту. Но я хотела выяснить, что случилось с Робертом. Я больше не любила его, нет, но его судьба тревожила меня и теперь, потому что когда-то я его любила и он меня тоже любил, пускай только в самом начале.

Крепкие руки полицейских, оборонявших дверь, едва справлялись с напором вопящих глоток, взъерошенных усов и алчных до новостей ушей. Я встала перед голодными репортерами, и тут произошла пугающая смена ролей: я задавала им вопросы, они были призваны отвечать.

— Кто-нибудь может мне сказать, что случилось с мистером Мил…

— Каково это — чувствовать себя бывшей любовницей убийцы? — выкрикнул один из газетчиков.

И тогда страшная правда постепенно, слепым кротом, начала прокладывать себе дорогу в моей голове.

— Вы что-нибудь знали?!! Вы были его сообщницей?!! Мисс Мак-Кари?! Это правда, что вы МЕДСЕСТРА?! Вы ухаживаете за больными преступниками?! Почему вы плачете, мисс Мак-Кари?! Вам жаль Убийцу Нищих?! МИСС МАК-КАРИ?!