попьем.
- Я задержу ее только на минутку. Я сейчас... Старик посмотрел на меня вопросительно. Так, будто потерял надежду, которую на меня возлагал.
- Искусство и спешка - вещи несовместимые. Где ты научился спешить, сынок?
- Я сказал это, чтоб не причинять вам хлопот.
Самовар уже закипел. На старинном медном подносе появились блюдца с тонко нанесенными рисунками цветов, грушевидные стаканы с искусными узорами. Девушка, присев на ковер, стала разливать чай. С каким бы удовольствием я написал каждый ее жест, каждый взгляд, каждую улыбку.
Старик тоже сел на ковер. До чая ли мне было сейчас?
Я нашел красавицу.
- Сестренка, сидите вот так возле самовара, не шевелитесь.
Я начинаю рисовать.
Девушка походила на статуэтку из белого мрамора в алом свете раннего утра.
Да, глаза, кажется, передать не удастся, Они сливались с узорами на ковре. Я взглянул туда, куда смотрела девушка, и увидел мак.
- Я буду смотреть на мак, - сказала она.
-В ее глазах сейчас отражался мак во всей своей жгучей, черно-красной неповторимости.
- Как, по-твоему, сынок, что не дает человеку стареть?
- Любовь к своему ремеслу, говорят.
- Значит, и ты не постареешь.
Я ничего не слышал. Машинально смешивал краски и клал их на полотно, на которое постепенно переселялась девушка.
Вдруг я услышал стук камня, ударившегося в ворота. Немного погодя стук ^повторился. Старик поднялся и пошел к воротам.
- Слушай, Габиш, ты что с ума сходишь? Девушка покраснела. Краски изменились.
- Кто это, Габиш?
Девушка смутилась еще больше и, не выдержав, закрыла лицо руками и убежала. Я собрал свои краски.
- Куда это ты спешишь? Что случилось?
- Знаменитый художник Левитан был влюблен в природу.
Когда он писал пейзаж, то стоило хоть немного измениться цвету воздуха, как он кончал работу, - сказал я. - Вот и я так же...
Старика не убедили мои доводы. Но меня уже нельзя было остановить. Я открыл дверь и вышел на улицу. На ограде сидел юноша лет семнадцати-восемнадцати. Он сердито смотрел на меня.
- Чего ты там потерял? - спросил он.
Что мне было ему ответить?
