Этот Вильям! - [35]
Он свернул в переулок и как раз проглотил последний кусочек печенья, когда очутился перед калиткой большущего дома, в котором, похоже, никто не жил.
Под прикрытием кустарника Вильям очень осторожно пробрался по короткой подъездной аллее к дому и заглянул в широкие окна на первом этаже. Да, на окнах занавеси, но мебель зачехлена. Дом с мебелью, но без хозяев… Как раз то, что нужно. Настроение у него улучшилось, и на мгновение показалось, что он уже достиг желаемого. Но затем, по мере того как перед ним стали всплывать все дальнейшие проблемы, он опять пал духом… Он нашел место, ладно, но как поместить туда эвакуированных? В доме совсем не живут или в любую минуту сюда кто-нибудь может вернуться? Присматривает ли кто-нибудь за домом?..
Вдруг в комнате появился старик в зеленом суконном фартуке и начал без особого энтузиазма смахивать пыль с той мебели, на которой не было чехлов. Очевидно, что дом под присмотром… Вильям обошел вокруг дома, заглядывая во все окна. Нигде никого нет, мебель покрыта чехлами. Удобно росшее дерево позволило ему убедиться, что все так же и на верхнем этаже. Он спустился на землю и поразмыслил над ситуацией. Первым его побуждением было обратиться к сторожу в зеленом фартуке и немедленно договориться с ним о приеме эвакуированных, но печальный опыт его остановил. Когда действуешь таким образом, люди или хлопают дверью у тебя перед носом, или не слышат, что ты говоришь. Пожалуй, старик в зеленом фартуке способен и на то, и на другое… Вильям вспомнил, как однажды миссис Браун, собираясь пожаловаться в какое-то учреждение, сказала: «Я лучше им об этом напишу. Они внимания не обращают, если только на словах». Вильям решил написать…
Арабелла, Мейзи и Кэролайн подстерегали его на пути домой. Глаза Арабеллы светились умилостивлением и угрозой одновременно.
— Ну, — начала она, — ты нас уже устроил?
— У тебя было достаточно времени, — строго сказала Мейзи. — Сегодня утром опять кто-то прислал им конфеты.
— Почти, — ответил Вильям. — Думаю, что почти все устроил.
— Мы можем пойти прямо сейчас? — спросила Арабелла.
— Ну нет, не сейчас, — возразил Вильям.
— Завтра?
— Думаю, что да. Я не совсем уверен… не совсем уверен насчет завтра.
— А когда? — спросила Мейзи.
— Ну, очень скоро, — сказал Вильям. — Я дам вам знать, как только все окончательно устроится. Я почти устроил, а когда я окончательно устрою, я дам вам знать.
— Когда же?
— Надеюсь, завтра.
— Но ты сказал, что мы сможем отправиться завтра, — наседала Арабелла, глаза ее приобрели какой-то гитлеровский блеск. — Мы прождали уже несколько часов. Ты сказал, что завтра.
— Ну, может быть, — уклонялся от твердого обещания Вильям. — Я почти уверен, что завтра. Бьюсь об заклад, даже этот мистер Чемблен не устроил бы все за один день. Уверен, что ему тоже пришлось бы обегать много домов.
— Хорошо, тогда мы придем завтра, — сказала Арабелла.
— Ты такой умный, Вильям, — сказала Кэролайн.
И это было единственным утешением.
Сразу после чая Вильям поднялся в свою комнату сочинять письмо. Это потребовало много времени и усилий. Не раз ему хотелось бросить все это дело, но перед ним вставал требовательный блеск в глазах Арабеллы и восхищенные глаза Кэролайн, и он снова принимался за письмо. Он порвал несколько черновиков, прежде чем написал текст, более или менее его удовлетворивший… «Хотел бы я знать, что написал бы этот Чемблен», — бормотал он, весь в чернильных пятнах, растрепанный и насупленный, рассматривая окончательный вариант.
Дорогой Сэр,
Направляю к вам нескоко вакуированых завтра. Пажалста все подготовьте.
Привет, мистер Чемблен
Полутора пенсов на марку у Вильяма не было, к тому же он считал, что посылать по почте столь драгоценный документ рискованно. Поэтому в уже сгущавшихся сумерках он отправился доставить его лично. Опять его одолевали сомнения. Не слишком ли близко этот дом от их деревни? Как будет воспринято послание? Зачем… о, зачем он связался со всем этим? И, как обычно, сама сложность задачи влекла его. Раз другие организуют эвакуацию в больших масштабах, то уж горстку, всего дюжину, человек, он сможет эвакуировать. Дюжину! Черт! Так много. Хорошо бы начать с одного человека. С Кэролайн, например…
Вильям осмотрел дом и сад с каким-то новым интересом. Будущее прибежище для его эвакуированных… На доме было написано имя: Болсоувер Лодж. Прекрасный сад для игры во «львов и тигров». Жаль только, что среди эвакуированных будет так много девчонок. Лучше бы одни мальчишки. Ну, и пусть бы одна девочка… Например, Кэролайн…
Он подошел к парадному входу, опустил конверт в щелку для писем и пошел домой.
Арабелла ждала его около садовой калитки.
— Я решила узнать, как у тебя продвигается дело, — сказала она, уставившись на него с подозрением. — Некоторым из них сегодня дадут новые туфли. Пора и нам что-нибудь получить.
— Кое-что уже подготовлено — сказал Вильям, уязвленный этим постоянным преследованием. — Не приставай ко мне то и дело.
— Что подготовлено? — Арабелла продолжала смотреть на него с неослабным подозрением.
— Вакуация, — горделиво ответил Вильям.
— Куда? — спросила Арабелла.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.