Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - [5]

Даже в дебрях разврата, именуемых клубом «Силинк», склонность Белла трахать как баб, так и мужиков была поразительной. Ему нравились и те, и другие. Кто-то из завсегдатаев бара говорил, что он предпочитает первых, другие утверждали, что, напротив, последних. Как бы там ни было, с выбором объекта у Белла проблем не возникало. Конечно же при его профессии легкие, ни к чему не обязывающие поспешные соития были обычным делом; те, кто достаточно неустойчив, хрупок и слаб, чтобы устоять под пристальным взглядом из-под бровей, не замечали, как уже опрокидываются на спину, машинально располагая колени и бедра максимально удобным для пенетрации образом.

Но Белл не ограничивался лишь подножным кормом — отнюдь. Он был способен соблазнять и тех, кто пытался избегать его, кто не спешил попасть под обаяние его сладких речей, пущенных метко, точно индейское лассо-бола, чтобы опутать нижние конечности жертвы и повалить ее на плюшевый ковер пампы. А таких было много, ведь — черт возьми! — даже обитателям Вест-Энда иногда присущи гордость и цельность натуры; даже у них есть отношения, которыми они не хотели бы рисковать.

На них-то Белл и обращал свое особое внимание. Казалось, ничто так не поддерживало этого человека в тонусе, как поиск долгосрочных отношений — браков, сожительств, тайных романов, чтобы втиснуть свое похотливое тело между двумя людьми, связанными тесными узами, силясь разорвать сплоченных годами, опытом, общими детьми… даже любовью.

Вереницы плачущих жен, подружек, дружков, партнеров и любовников в бессильной ярости слонялись по бесчувственным мостовым вокруг квартала особняков в Блумсбери, где Белл жил. Белл не пытался скрывать свои грешки. Вообще тот факт, что телесный столб Белла должен был иметь столько же выпуклостей, сколько и столбцы его синдицированной колонки, казалось, и лежал в основе всех его амурных похождений. И у него непременно был «его мужчина» или «его женщина». Это тем более верно, поскольку все завсегдатаи «Силинка» всегда знали, на кого он на сей раз положил глаз, как знали и то, что слезы в туалете и всхлипывания в трубку телефона в фойе — лишь вопрос времени. Шодерло де Лакло не пришлось бы ничего сочинять, вздумай он писать про Белла.

Вот такую-то истерику и обсуждали прихлебатели Белла в тот самый момент, когда на волну разговора настроился Ричард, ранее расслышавший плач покинутой пассии. Урсула Бентли говорила: «По-моему, ей надо бы обратиться куда-нибудь, есть же специальные клиники… ну, остыть, понимаете, да…»

— Вообще, я не уверен, что тут дело в наркотиках. — Это сказал человек по имени Слэттер, руководивший пресс-службой, которой во многом покровительствовал Белл.

— Хм, — фыркнула Урсула, презрительно скривив хорошенький ротик. — Если не в наркотиках, то в чем же, черт возьми? Однажды она постучала в парадную дверь дома Белла в пять утра, белая как смерть, трясется, короче, сами знаете, как это бывает. Правда ведь, Белл? — И она обратила сияющий взор на своего наставника, который едва заметно кивнул массивной головой, подтверждая: мол, да, было дело.

Слэттер, собираясь возразить, попытался что-то сказать, пока Урсула не закончила фразы, но, увидев, что Белл поддержал ее, немедленно закрыл рот и принялся обозревать свои ногти. Этот Слэттер был человеком блаженно отталкивающей наружности. Тощий, с нездорового оттенка дряблой и отвисшей кожей; одевался Слэттер исключительно в готовые костюмы — летом будто скроенные из винила, а зимой — из основы под ворс коврового покрытия. Плечи его пиджака вечно были припорошены слоем перхоти; струпья перхоти отчетливо виднелись и на коже головы. Те самые ногти, которые он так сосредоточенно обозревал, были столь аккуратно окантованы — каждый окаймлен изящным темным полумесяцем, — что грязь выглядела почти декоративно. Несмотря на это — или, может, более зловеще, благодаря этому, Слэттер был «правой рукой» Белла, его доверенным слугой, мальчиком на побегушках. Это он выполнял поручения, доставал кокаин, отправлял плачущих девочек в абортарии Эджвера.

Его руки были запачканы — а значит, руки Белла — чисты. И, как и положено паразиту и его хозяину, которые выработали превосходный modus vivendi[7], они жили в симбиозе, совершенно не обращая внимания на то, кому какая выпала роль.

Белл пока не проронил ни слова; натянутые нити неловкости и контроля, связывающие его с прихлебателями, гудели и вибрировали. Кто-то сегодня, подумал Ричард, получит шанс отличиться, заслужить похвалу, взять на себя ответственность и сообщить что-нибудь действительно интересное, что позабавит и увлечет прочих?

Ответ не заставил себя ждать: Тодд Рейзер.

— Ни за что не догадаетесь, — начал он, — что мы с юным Ричардом только что видели… — Он подался вперед, и его блестящие волосы сползли с ворота жокейского пиджака, обнажив написанное там название веб-сайта.

— Верно, — тявкнул Адам Кельберн, заместитель главреда «Кохонес»[8], модного журнала для мужчин, того самого, куда пописывал Ричард. Кельберн тоже был из второстепенных, пусть и исполненных энтузиазма, Белловых прихлебателей. — Не догадаемся. Так что сдаемся, Тодд, выкладывай.