Этот сладкий голос сирены - [3]

Цыплакову нравится секретарша шефа. Цыплаков мужик простой и, когда думает о секретарше шефа, в голову приходят сравнения простые и даже пошлые. Ножки, как у газели, глазки, как алмазки. Не женщина, а сплошное рубаи. С другой стороны, разве Хаям пошляк? У ведь у него тоже что-то там про газель. Не пошляк, не пошляк Цыплаков. Цыплаков – возвышенный. Цыплакову нравится соседка по даче. Немного полновата, но миловидна, а главное – спокойна… Спокойна! Чудо-то какое – спокойная женщина! Короче, спокойна, как море в ясную погоду. Да и вообще… - думает Цыплаков, глядя в зеркало на вспененное пятно, из которого постепенно появляется не Афродита, а его собственное, грубо рубленное лицо, - да и вообще, - думает Цыплаков и стучит что-то болезненно и колко в его душе. – Не додали! Не додали! В мире так много прекрасных! И по телевизору, по вечерам, это же издевательство какое-то… Счастье жизни! И проходит мимо… Может, у меня кризис среднего возраста? – думает Цыплаков. – Ну, кризис, так кризис. Значит, кризис…

В дверь постучала жена:

-Ты скоро?

- Сейчас…- сказал Цыплаков и вздохнул.

Жена уже стояла на пороге ванной и мусолила сигарету.

- Ты знаешь, что у нас барахлит машина?

- Знаю, - отозвался Цыплаков.

- Откуда? – удивилась жена.

Цыплаков уже неделю на машине не ездил.

- Интуиция, - отозвался Цыплаков и скосил глаза –жена, как жена. Считалась интересной, кто-то считал красавицей. Глаза припухли, углы губ опущены, на ногах старые шлепанцы Цыплакова.

- Надо зайти в школу, Петька подрался.

- Знаю.

- Кто-то сказал?

- Из того же источника.

- Между прочим, стиральная машина не отжимает.

- Отжимает, но плохо. Плохо, но отжимает.

Жена помолчала, погасила сигарету в крошечную пепельницу-горшочек, которую принесла с собой, тоже скосила глаза – муж. Плечи округлились, грудь, как у бабы, живот, как у беременной бабы, а тудаже…

-Ты скоро?

- Скоро, - отозвался Цыплаков и подумал с отчаянием – ну, давай! Выкладывай! Вываливай! Что! Где! С кем! Гибни все живое!

- Горовой приезжает, -сказала жена.

- А, - расслабился Цыплаков.

- Где я его размещу? Там – дети, там – наша спальня. Гостиная для других целей. Я ее только в порядок привела. Он неряха.

- Откуда ты знаешь?

- Он у нас три дня жил. Везде разбрасывал свои носки.

- Так это когда ж было!

- На той квартире. Сразу после института.

- Вспомнила!

- А что? Еще и денег одолжил.

- Три советских рубля!

- Три советских рубля – тоже деньги. Мы тут переговорили… У Виноградовых свои проблемы, Носики делают ремонт, Тибайдуллин это Тибайдуллин…

- Пусть отдувается Тибайдуллин, - Цыплаков удовлетворенно осмотрел свою гладкую физиономию. – Говорят, он здорово поднялся.

- Как это поднялся? Кто говорил?

- В смысле, разбогател. Да еще в прошлом году кто-то говорил.

- Как это разбогател? – жена занервничала, достала вторую сигарету, щелкнула крышкой пепельницы-горшочка.

- Ну разбогател и разбогател. Акции куда-то вложил. Да я слушал в пол уха.

- Как это в пол уха? Что надо слушать, так он в пол уха! А что не надо, так в два!

- Что ты от меня хочешь?

- Он нам деньги должен, - сказала жена.

- Три советских руля.

- Проценты набежали.

- Ты это серьезно или бредишь? – спросил Цыплаков скорее добродушно.

- Ну, бредишь, в основном, ты, - и жена с грохотом захлопнула дверь в ванну.

Пока Цыплаков заканчивал свой туалет, жена говорила по телефону. До Цыплакова доносились особенно высокие ноты ее голоса. Он надел халат, прошел на кухню и сделал себе растворимый кофе. Так и пил, стоя.

- Пронюхали! –сказала жена ядовито и торжественно, появляясь в кухне. – Все пронюхали! У Виноградовых еще вчера была теща с племянником, а теперь – ни тещи, ни племянника! Носик почему-то прервал ремонт! Я им говорю – он у нас уже жил когда-то, он у нас привык!

- Жил-жил, час с копейками, двадцать лет назад, - пробормотал Цыплаков, стоя босиком на холодном кафеле кухни.

В то время, как супруги Цыплаковы привычно переругивались, человек, которого называли Горовым… (Да был ли это Горовой? Об этом потом долго ходили слухи… Был ли это Горовой, явившийся через двадцать лет, или просто человек, похожий на Горового? Ведь и Горового-то не так уж хорошо помнили. А когда он уже исчез, Цыплакова перевернула семейные архивы и все их знакомые тоже перевернули свои архивы, но ни одной фотографии молодого Горового так и не нашли.) … Итак, человек, которого называли Горовым сидел в большой квартире Тибайдуллина и вел с Костей Тибайдуллиным доверительную беседу.

Отец Кости был в прошлом боевым генералом, да и потом не последним человеком в одном из правительств, которых много сменилось за последнюю четверть прошедшего века. Другое дело, что его имя давно затерялось в списках бывших чиновников, как затерялась его могила на Центральном, уже закрытом для захоронений кладбище. Осталась только эта квартира – с комнатами, расположенными старомодно, анфиладой, с роскошным видом из окон, но запущенная ужасно, с отстающими обоями, потеками на стенах, с гнусным, неистребимым запахом старого, разбитого унитаза. У семьи было много планов, как улучшить жизнь, но с квартирой Костя Тибайдуллин не хотел расставаться ни за что на свете. Даже не из-за отца, которого уже помнил довольно расплывчато, скорее из-за положения, которое когда-то занимал отец, из-за какой-то легенды. Был Костя неказист, невысок ростом, нос имел чуть приплюснутый, глаза небольшие, круглые. Впрочем, было в его лице что-то простодушное, детское, какое-то свое обаяние, это спасало. А так, он и юношей был неказистым, но женился рано и на очень симпатичной девушке. Видимо, сыграло роль все – и квартира, и папа, и ее тогдашняя провинциальная неустроенность. Но человеком жена оказалась порядочным, воспитана старомодно, Косте Тибайдуллину была хорошей женой и никогда не изменяла. Нина ее звали.