Этот разрушительный элемент - [119]

– Я понимаю это, – говорю я. – А еще то, что мы оказались на грани краха потому, что позволили другим решать, что лучше для нас. Но нельзя построить организованное общество на лжи. Правда рано или поздно выйдет наружу… это неизбежно. Так давайте раскроем ее сами и остановим эту войну.

Снаружи раздаются выстрелы, а над лабораторией проносится «Комокс».

– Ты не представляешь, насколько все запуталось, Рысь, – подходя ко мне, отвечает Агнес. – Неужели ты считаешь, что я не обдумывала возможность признаться во всем раньше? Я просчитала все возможные способы спасения этого мира, пока работала над вакциной последние сорок лет.

– Сорок? – нахмурившись, переспрашиваю я. – Мне казалось, вирус обнаружили тридцать лет назад.

Она замолкает на мгновение, и я вижу, как трескается ее маска самообладания.

– Да какая разница сорок или тридцать?

Вот только она есть. Я вспоминаю чертежи, которые видела в хижине. В них находились планы баз, напоминающих бункеры, построенные сорок лет назад. Но зачем Агнес понадобилось бы строить бункер, если вирус еще не обнаружили?

– Нет, очень большая разница, – говорю я. – Так когда на самом деле обнаружили гидру?

– Сорок лет назад, – признается Лаклан. – Но первые исследования не принесли результатов.

– И вы никому о ней не рассказали? Сохранили все в секрете?

– А зачем нам кому-то об этом рассказывать? – интересуется Агнес. – Нам не хотелось признаваться, что мы не смогли разработать вакцину. К тому же под моим руководством работала команда из лучших ученых в мире. Мы искали лекарство и разрабатывали самые современные методы лечения. Неужели тебе кажется, что, узнай об этом правительства стран, что-то бы изменилось в лучшую…

– Нет, меня интересует не это, – перебиваю я. – Уверена, вы сделали все возможное, чтобы найти лекарство. Но при этом еще воспользовались клетками вируса, чтобы создать гентех.

– Многие методы лечения основаны на вирусах, – защищается Агнес. – Так что мы решили проверить, могут ли какие-то вновь открытые организмы принести пользу для спасения человеческих жизней.

– И это хорошо, – соглашаюсь я, складывая в голове все кусочки головоломки в единую картину. – Но обнаруженный в гидре потенциал оказался таким большим, что вы попытались создать на его основе нечто невиданное ранее. Вот только ничего не получилось. Иначе вам бы не понадобилось целое десятилетие, чтобы создать первый стартовый зародыш гентеха. Гидра оказалась эффективной, но вы решили улучшить ее.

Лаклан поворачивается к Агнес:

– О чем говорит Катарина?

Вот только она не отвечает. Хотя на ее маске самообладания появляется еще больше трещин. А у меня в голове вертятся мысли про взрывозащитные ставни и стройматериалы, с помощью которых облицовывали душевые до наступления эры гентеха.

– А еще вы разработали прототипы бункеров и даже построили их. Верно? – продолжаю я. – Вы знали, насколько опасен вирус и какие последствия ждут мир, если он вырвется на свободу, поэтому отстроили два бункера в Неваде, неподалеку друг от друга. Но не запустили ни один из них из-за конструктивных проблем. А именно – отсутствие воздушных шлюзов.

Лаклан пристально смотрит на Агнес:

– Нет. Скажи мне, что это не твоих рук дело…

– Первоначальный штамм не передавался воздушно-капельным путем, верно? – спрашиваю я. – Но это оказался очень хороший вирус, которому ты уже придумала применение. Поэтому после десяти лет работы ученым наконец удалось изменить его так, что его носитель стал лучше, стремительнее и эффективнее. Он не только мог проникнуть в каждую клетку организма, но и вызывать мгновенные, скоординированные реакции. Вы создали гентех, но в его основу взяли страшнейший вирус, который своими же руками превратили в опустошающую мир чуму.

Лаклан отступает на шаг, уставившись на Агнес.

– Скажи мне, что это неправда.

Агнес опускает глаза, и я впервые вижу то, что так искала. Разницу между Гадюкой и женщиной, которую я полюбила. Трещины на ее маске самообладания становятся все шире, а из-под нее проглядывает моя Агнес. Годы, которые мы прожили вместе – наша дружба, чечевичный суп и отвратительные лакричные конфеты, – все это не обман. Меня переполняет облегчение, вот только оно едва не лишает меня тех немногих сил, которые у меня еще остались.

– Это была ошибка, Лаклан, – дрожащим голосом говорит она. – Мы не ожидали, что вирус мутирует… что мы запустим пандемию. Мы просто работали над носителем, созданным из клеток гидры, но это вызвало резкие и внезапные изменения самого вируса, которые не удалось обратить. У проекта были инвесторы. За его развитием следили правительства разных стран. И я по своей молодости и глупости решила, что мы сможем написать вакцину с помощью гентеха, над которым так много работали. Только нам это так и не удалось сделать.

Лаклан качает головой:

– Вы подарили вирусу возможность распространяться воздушно-капельным путем. Превратили его в ночной кошмар.

– Вот почему я так много работаю над этим, – сверкнув глазами, повышает голос Агнес. – Думаешь, я хотела причинить всем столько боли? Хотела стать монстром? Но кому-то пришлось бы это сделать, и я взяла на себя эту роль, так как считала себя ответственной за изменение вируса. Поэтому продолжала давить, бороться и заставлять людей делать то, что мы никогда не должны были делать. За последние сорок лет я позабыла, что такое спокойный сон, и превратилась в беспринципного лидера, которого так не хватало «Картаксу», чтобы создать вакцину. И это сработало… ведь мы добились этого лишь благодаря проекту «Заратустра».