Этот прекрасный мир - [52]

Шрифт
Интервал

Я против революций, потому что они всегда подразумевают возвращение к статус-кво. Я против статус-кво, как до революций, так и после них. Я не ношу ни черных, ни красных рубашек. Я ношу рубашки, которые мне нравятся. И не хочу отдавать честь, как заводная кукла. И пожимаю руки только тем, кто мне нравится. То есть, если выражаться просто, я решительно против ритуалов, которые соблюдаются автоматически. Я верю только в немедленное и личное действие.

Я писал в Америке на сюрреалистический манер еще до того, как впервые услышал само слово «сюрреализм». И конечно, тут же получил за это пинок в промежность. Но я продолжал писать в Америке в той же манере еще десяток лет, не напечатав ни одной рукописи. Чтобы как-то прожить, я просил подаяния, занимал, воровал. Наконец, я из страны уехал. Иностранцем в Париже без друзей я прошел через еще худшие испытания, хотя чувствовал себя все-таки в тысячу раз лучше, чем прежде. Я впал в такое отчаяние, что наконец решил взорваться – и я взорвался. Наивные английские критики так вежливо, в обычной своей идиотской манере, писали о «герое» моей книги («Тропик Рака»), будто бы мной придуманном. Я как можно более ясно дал понять, что говорю в книге о самом себе. И я выступал в ней под моим собственным именем. Я не писал о выдуманном: это был автобиографический документ, книга о человеке.

Я упоминаю о ней только потому, что она отметила поворотный пункт в моей литературной карьере, точнее, жизни. На определенном этапе я решил, что теперь буду писать обо мне самом, о моих друзьях, о моем опыте, о том, что я знаю и что видел собственными глазами. Все прочее, по моему мнению, это литература, а она мне неинтересна. Я также понял, что должен научиться ограничиваться моим личным опытом, моим кругозором, моими знаниями. Я научился не стыдиться себя, писать о себе свободно, рекламировать себя, пробиваться, если это бывало необходимо, локтями. Величайший человек, которого породила Америка, не стыдился торговать своими книгами вразнос от двери до двери. Он верил в себя, и он в величайшей степени верил в других. Гёте тоже не постыдился попросить друга замолвить за него словечко перед критиками. Андре Жид и Марсель Пруст не постыдились напечатать свои первые книги за собственный счет. Джойс отважно годами искал человека, который напечатал бы его «Улисса». Что ж, мир был тогда лучше? Люди были добрее, умнее, добродушнее, понятливее? Получил ли Мильтон достойную цену за свой «Потерянный рай»? Я мог бы перечислять примеры до бесконечности. Что с того пользы?

Вы взываете к справедливости! Что ж, каждый день отмеряет вам ее суровую порцию. Не идеальную и, может быть, даже неумную – с точки зрения марксистской диалектики. Но это справедливость. Особенно много кричат о свободе и справедливости англичане. Они всегда толкуют, даже на войне, о правилах честной игры. Словно война – это игра по правилам. Хотя в действительно важных делах англичане в «fair play» замечены не были. Если бы они ее придерживались, они бы не владели империей, над которой «никогда не заходит солнце», чем они по-дурацки хвастают. Нет, англичане только болтают о честной игре, в то время как на практике они всегда применяли приемы самые подлые.

Из истории, политики, литературы, искусства, философии, религии и прочего я знаю немногое. Знаю только то, что получил из опыта. И вообще не доверяю тем, кто объясняет жизнь с точки зрения истории, экономики или искусства. Эти жучки надувают нас, жонглируя абстрактными терминами. И вообще внушать людям надежды на справедливость, на какой-то внешний порядок: на правительство, социальное устройство, систему идеальных прав, это значит обманывать их самым жестоким образом. Каждый день, куда бы я ни заглянул, я везде читаю что-нибудь о марксистской диалектике. Неужели неумение пользоваться этим жаргоном – позорное пятно на человеческом интеллекте? Что ж, признаюсь, и очень охотно: я не прочитал ни одной строчки из Карла Маркса. И не вижу в этом особой надобности. Ведь чем больше я слышу речи его последователей, тем больше убеждаюсь, что ничего от этого не потерял. Карл Маркс, как утверждают, объясняет систему нашего капиталистического общества. А мне не нужно объяснение нашего капиталистического общества. Пошло оно нахер, ваше капиталистическое общество! Пошло нахер ваше коммунистическое общество, и ваше фашистское общество, и все ваши другие общества! Общества состоят из отдельных людей. И меня интересует отдельный человек – а не общество.

Когда листаешь эту изданную в Англии книгу о сюрреализме, особенно плачевным, прискорбным и нелепым кажется стремление творцов «собраться вместе». Англичане заключили с французами временное перемирие – да это все равно как если бы орел приударил за змеей. Андре Бретон, этот вечный всезнайка, вещает, как вытащенная из воды огромная рыба. Воскресив английский язык времен доктора Джонсона[105] и пропустив его через искажающий фильтр своего фрейдистского французского, он как будто учит англичан азам пробуждения подсознательного. В Хью Сайкс-Дэвисе он нашел способного ученика; раздувшись от своего учения сверх всякой меры, Хью того и гляди лопнет. Еще один выдох от Бретона – и бабах!


Еще от автора Генри Миллер
Тропик Рака

«Тропик Рака» — первый роман трилогии Генри Миллера, включающей также романы «Тропик Козерога» и «Черная весна».«Тропик Рака» впервые был опубликован в Париже в 1934 году. И сразу же вызвал немалый интерес (несмотря на ничтожный тираж). «Едва ли существуют две другие книги, — писал позднее Георгий Адамович, — о которых сейчас было бы больше толков и споров, чем о романах Генри Миллера „Тропик Рака“ и „Тропик Козерога“».К сожалению, людей, которым роман нравился, было куда больше, чем тех, кто решался об этом заявить вслух, из-за постоянных обвинений романа в растлении нравов читателей.


Сексус

Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности.


Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом».


Черная весна

«Черная весна» написана в 1930-е годы в Париже и вместе с романами «Тропик Рака» и «Тропик Козерога» составляет своеобразную автобиографическую трилогию. Роман был запрещен в США за «безнравственность», и только в 1961 г. Верховный суд снял запрет. Ныне «Черная весна» по праву считается классикой мировой литературы.


Нексус

Секс. Смерть. Искусство...Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.«Нексус» — такой, каков он есть!


Тропик Козерога

«Тропик Козерога». Величайшая и скандальнейшая книга в творческом наследии Генри Миллера. Своеобразный «модернистский сиквел» легендарного «Тропика Рака» — и одновременно вполне самостоятельное произведение, отмеченное не только мощью, но и зрелостью таланта «позднего» Миллера. Роман, который читать нелегко — однако бесконечно интересно!


Рекомендуем почитать
Дорога сворачивает к нам

Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.


Отторжение

Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.


Саломи

Аннотация отсутствует.


Дж. Д. Сэлинджер

Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.


Кандагарский излом

Скромная сотрудница выставочной галереи становится заложницей. Она уверена — ее хотят убить, и пытается выяснить: кто и за что? Но выдавать заказчика киллер отказывается, предлагая найти ключ к разгадке в ее прошлом. Героиня приходит к выводу: причина похищения может иметь отношение к ее службе в Афганистане, под Кандагаром, где она потеряла свою первую любовь. Шестнадцать лет после Афганистана она прожила только в память о том времени и о своей любви.


Лучик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».