Этот неистовый русский - [30]

Харлампиев подошёл ближе к строю, помолчал.

— Помните, что удар зависит от одновременности поворота плечевого пояса, движения плеча и предплечья. Это основные слагаемые удара. А от того, как вы их сможете сложить, и от скорости зависит ускорение, определяющее силу удара.

В этот день никто не вышел на ринг. Боксёры работали перед зеркалами. Удары. Десятки, сотни одинаковых однообразных движений. Так прошёл этот вечер. Обыкновенный учебны день секции бокса школы тренеров.

И он написал об этом. И о том, что снаряды напоминают фантастические плоды, и о старике, похожем на гладиатора, ушедшего на покой, и о великом смысле однообразия движений. Писал он всю ночь, примостившись за кухонным столом. Писал и слушал, как капает вода из испорченного крана.

А утром завотделом вычеркнул всё — и плоды, и гладиатора, и движения. Он оставил маленькую информацию о том, что секция бокса под руководством тов. Харлампиева готовится к предстоящему первенству Москвы.

Аркадий Георгиевич прочитал коротенькую заметку и пожалел молодого, наивного репортёра. Но он всё же вырезал её и спрятал в архив.

Его домашний кабинет был тесен от книжных полок, папок, мольбертов и акварелей. Жена не заходила сюда, здесь было его царство. Царство диаграмм, анатомических атласов и рукописей незаконченных книг. Здесь он работал ночами.

Работал беспощадно, не обращая внимания на усталость и головную боль.

Аркадий Георгиевич торопился, ему необходимо было наверстать время, так бесцельно растраченное за границей.

Предстоящие соревнования не радовали его. Ребята были совсем не готовы. Правда, они кое-что умели, но это совсем ничтожно по сравнению с тем, что он хотел дать им. Он так и сказал в Комитете по делам физкультуры, но начальство решило наоборот. Послали комиссию, та пришла в восторг, и в результате обязательная явка на соревнования. Он, конечно, верил в своих ребят. Коля Штейн, Лёва Темурьян и Саша Постнов уже вполне сложившиеся боксёры. Но Королёв?

То, что этот парень не рождён боксёром, было ясно сразу же, но он всё-таки взял его. Пусть себе занимается, раз любит бокс. Взял и забыл о новичке на некоторое время: слишком много других было дел — поважнее!

Только сейчас, в тридцатых годах, бокс стал полноправным. Таким же видом спорта, как лёгкая атлетика или волейбол. Вето, которое наложили на него некоторые, чересчур ревнивые, поборники «пролетарской культуры» из гублитов в середине двадцатых годов, сильно затормозило его развитие.

Газеты навалились на пропагандистов нового вида спорта, обвинив их во всех смертных грехах. Ринги из парков перекочевали в подвалы, но всё равно молодёжь любила бокс и занималась им. Только после дискуссии в «Вечерней Москве», после того, как компетентная комиссия доктора Непомнящего познакомилась с работой боксёрских кружков и секций, бокс был вновь официально признан и занял подобающее место.

Все эти годы Харлампиев ходил хлопотал, писал письма. Вернувшись в Москву из Эстонии, он мог бы, конечно, спокойно заняться живописью или писать себе декорации для театров и жить совсем неплохо. А вместо этого он «дрался» с ханжами из гублита. Дилемма, вставшая перед ним, требовала немедленного разрешения: живопись или бокс? Он выбрал бокс, выбрал потому, что чувствовал, что именно в нём он нужен больше.

И вот звание доцента кафедры бокса в институте физкультуры и секция. А тебе уже за пятьдесят и на твоих плечах всё — теория, практические занятия, хозяйственные заботы. Правда, есть прекрасный помощник — Константин Градополов. Если бы не он, то неизвестно, встала бы секция на ноги вообще.

Работы у Харлампиева было выше головы. И кафедра, и секция, и новая книга. Но главное, конечно, секция. Тренировки — главное. На них все были равны — чемпион Москвы Иван Богаев и совсем «зелёные», такие, как Коля Штейн, Лёва Темурьян, Вася Чудинов. Секцию он организовал не просто как спортивный кружок. Планы были большие, она должна была стать основой будущей школы тренеров.

Вот почему не до новичка ему было. Заела «текучка».

Только как-то вечером, после занятий, подошёл к нему Градополов, сел рядом.

— Аркадий Георгиевич, а ведь этот новенький — талант, самородок.

— Какой новенький? А, Королёв, кажется?

— Да, Королёв.

— Так чем он вас так поразил, Костенька?

— А вы сами посмотрите его.

— Считаете, что это интересно?

— Необыкновенно. Конечно, техники никакой, но удар, реакция с ума сойти! Полная неожиданность!

Следующий вечер в зале он стоял и смотрел, как Королёв работает с «мешком». Удары действительно были необычайно быстрыми и резкими. После каждого обшитый дерматином мешок кряхтел, словно собираясь лопнуть по швам.

Новичок работал ритмично: правой, левой, правой, левой. Только напряжённый белёсый затылок да неестественно застывшая спина выдавали его волнение. Королёв знал, что сам «Старик» следит за его работой, и поэтому очень старался.

— Стоп, Коля, — он подошёл, взял его руку, нащупал пульс. Ровный, и дыхание ровное. Словно это не он только что яростно колотил дерматиновый обрубок. — Давай на «лапах» попробуем.

Да, действительно. Чертовская реакция! Удар. Ещё, ещё… Пусть привыкнет к положению рук.