Это же Пэтти! - [11]

– Открывай его, Мэй, скорее!

– Как ты думаешь, что там?

– Это не цветы и не конфеты. Очевидно, он задумал что-то новенькое.

– Мне все равно, что там находится! – Мэй злобно швырнула пакет в мусорную корзину.

Айрин Маккало выудила его и разрезала бечевку.

– О, Мэй, это его фотография! – завопила она. – И он со-вер-шен-но ве-ли-ко-ле-пен!

– Вы когда-нибудь видели такие глаза!

– Он завивает усы или они такие от природы?

– Почему ты не сказала нам, что у него на подбородке ямочка?

– Он всегда ходит в такой одежде?

Мэй разрывалась между любопытством и злостью. Вырвав у них фотографию, она бросила взгляд на печальные карие глаза и закинула ее лицом вниз в ящик комода.

– Больше никогда не упоминайте при мне его имени! – велела она и, сжав губы, начала расчесываться к ужину.

В пятницу – день покупок в деревне – Пэтти, Конни и Присцилла заскочили к цветочнику оплатить счет.

– Два букета подсолнухов, один доллар, – звонким голосом объявил продавец из глубин магазина, как вдруг сзади послышались шаги, и они оказались лицом к лицу с Мэй Мертель Ван Арсдейл, завернувшей сюда с этой же целью.

– О! – сказала она свирепо. – Я могла бы догадаться, что это вы трое.

Какое-то время она молча разглядывала их, потом упала на грубо сколоченный стул и уткнулась головой в прилавок. За последнее время она пролила столько слез, что они начинали течь сами по себе.

– Наверняка, вы расскажете всей школе, – рыдала она, – и все станут смеяться и… и….

Три подруги смотрели на нее с непреклонным выражением лица. Несколько слезинок не способны были их растрогать.

– Ты сказала, что Розали – глупая маленькая гусыня, которая суетится по пустякам. – Напомнила ей Присцилла.

– А он, во всяком случае, был из плоти и крови, – молвила Пэтти, – несмотря на свой кривой нос.

– Ты по-прежнему считаешь ее глупой гусыней? – поинтересовалась Конни.

– Н-нет!

– Тебе не кажется, что ты была гораздо глупее?

– Д-да.

– И ты извинишься перед Розали?

– Нет!

– То, как мы подадим эту историю, – глубокомысленно заметила Пэтти, – сделает ее довольно забавной.

– По-моему, ты форменное чудовище!

– Ты извинишься перед Розали? – вновь спросила Присцилла.

– Да, если вы обещаете не рассказывать.

– Мы обещаем при одном условии: ты должна расторгнуть свою помолвку с Катбертом Сент-Джоном и никогда о ней не вспоминать.

В следующий четверг Катберт уплыл в Англию на «Океанике».[10]«Святая Урсула» окунулась в баскетбольную лихорадку, и обстановка стала бодрой и свободной от романтики.

III. Забастовка в группе Вергилия

– МНЕ надоело слушать по пятницам про права женщин, – с отвращением проговорила Пэтти. – Я предпочитаю газировку!

– У нас отнимают уже третий выходной ради какой-то паршивой лекции, – проворчала Присцилла, выглядывая из-за плеча Пэтти, чтобы прочесть на доске объявлений сообщение, написанное прямым, библиотекарским почерком мисс Лорд.

Оно уведомляло школу о том, что вместо обычного похода в деревню за покупками они будут иметь удовольствие прослушать речь профессора МакВея из Колумбийского университета. Тема беседы – забастовка женщин-работниц прачечных. После чего в гостиной будут угощать чаем, а хозяйками назначаются Мэй Ван Арсдейл, Хэрриет Глэдден и Пэтти Уайатт.

– Сейчас не моя очередь! – возразила Пэтти, заметив последний пункт. – Я была хозяйкой две недели назад.

– Это потому, что ты написала эссе по теме «Восьмичасовой рабочий день». Лорди думает, что ты будешь задавать этому парню-профессору умные вопросы и покажешь ему, что «Святая Урсула» не является обыкновенной средней школой, где изучают лишь мнимые достижения, а школой, в которой актуальные проблемы…

– А я так хотела пойти за покупками! – заныла Пэтти. – Мне нужны новые шнурки. Я всю неделю ежедневно завязываю узелки на своих старых.

– А вот и она, – шепнула Присцилла. – Радуйся, а то она заставит тебя переводить целый… Доброе утро, мисс Лорд! Мы как раз высказывались по поводу лекции. Должно быть, ужасно интересно.

Вместо формального приветствия две подруги улыбнулись и последовали за своей учительницей на утренний урок латинского языка.

Именно мисс Лорд прозвучала в «Святой Урсуле» современной нотой. Она верила в воинствующий суфражизм, профсоюзы, бойкоты и забастовки и приложила немало труда к тому, чтобы привить своим маленьким подопечным ее собственную передовую точку зрения. Но работала она наперекор вязкой инертности. Ее маленьких подопечных ни капли не волновала проблема прав в туманном будущем двадцать первого века. Зато их ужасно волновало то, что они теряют половину выходного дня сегодня. По пятницам во второй половине дня им позволялось потратить чеки школьного банка на карманные расходы и, выстроившись в колонну, возглавляемую и замыкаемую учителями, проследовать в деревенские магазины, чтобы пополнить свой недельный запас лент для волос, газированной воды и фотопленки. Даже если у какой-нибудь девочки оказывалось столько наказаний, что ее недельную стипендию полностью съедали штрафы, она все равно демонстративно следовала в деревню и смотрела, как отовариваются другие счастливицы. Это вносило разнообразие в монотонное шестидневное существование в пределах школы.