Это же Патти! - [15]

Она бросила один умоляющий взгляд на суровое, выжидательное лицо Патти, запнулась, заколебалась… и с несчастным видом принялась переводить с листа. Розали никогда не везло в переводе с листа; даже после двух часов терпеливой работы со словарем, она по-прежнему была не уверена в смысле того, что читала. Теперь она вслепую продвигалась вперед… В глубокой тишине… приписывая праведному Энею[15] самые невероятные поступки. Она кончила – и началась «резня». Мисс Лорд потратила три минуты на уничтожающие замечания в адрес Розали, затем велела Айрин Маккаллох переводить те же строки.

Айрин глубоко втянула воздух – она чувствовала, как Конни ободряюще похлопывает ее по спине, а Патти и Присцилла настойчиво подталкивают под локти. Она открыла рот, чтобы провозгласить принципы, навязанные ей в пятницу вечером, но заметила холодный блеск в глазах мисс Лорд. В классной раздавались лишь всхлипывания Розали. И Айрин капитулировала. Она неплохо знала латынь – в ее переводе с листа был по меньшей мере какой-то смысл. Комментарий мисс Лорд был просто саркастическим, и она перешла к Флоренс Хиссоп. К этому времени по рядам распространилась паника. Флоренс хотела быть верной данному слову, но инстинкт самосохранения силен. Она продолжила улучшать перевод Айрин.

– Переведи следующие десять стихов, Патти, и попытайся извлечь из них хоть проблеск смысла. Пожалуйста, не забывайте: мы читаем поэзию.

Патти подняла голову и взглянула в лицо учительницы с видом христианского мученика.

– Я приготовила только первые шестьдесят стихов, мисс Лорд.

– Почему ты не кончила урок, который я задала? – резко спросила мисс Лорд.

– Мы решили, что восемьдесят стихов – это больше, чем мы можем сделать за день. Латынь отнимает слишком много времени, а нам надо готовиться и к другим урокам. Мы ничуть не против читать шестьдесят стихов и делать это как следует, но согласиться на большее не можем.

Мисс Лорд на мгновение растерянно уставилась на нее. Никогда еще она не сталкивалась с таким вопиющим случаем неподчинения. И это было не просто неподчинение, ведь Патти была самой способной ученицей в классе.

– Что ты хочешь сказать? – выдохнула она наконец.

– Мы создали профсоюз изучающих Вергилия, – серьезно объяснила Патти. – Вы, мисс Лорд, можете оценить справедливость наших требований лучше, чем любая другая учительница, так как вы сторонница профсоюзов. Так вот, все девочки в нашем классе чувствуют, что их перегружают работой и недоплачи… э… то есть я хочу сказать, что домашние задания слишком большие.

Патти перевела дух и продолжила.

– Норма в восемьдесят стихов в день не оставляет нам времени для отдыха, так что мы решили объединиться и выступить в защиту наших прав. Мы занимаем положение квалифицированных рабочих. Вы можете найти сколько угодно девочек для чтения Цезаря и простых латинских текстов, но вам не найти никого, кроме нас, чтобы читать Вергилия. Это так же, как с прачечными. Мы не простые кипятильщицы и крахмальщицы, мы гладильщицы тонкого белья. Если вы хотите, чтобы кто-то читал Вергилия, вам придется поручать это нам. Штрейкбрехеров вам не найти. Так вот, хоть мы и сильнее, в наши намерения не входит добиться необоснованных преимуществ. Мы совершенно согласны обеспечить полноценную дневную выработку, но не можем позволить, чтобы… э… чтобы… – Патти запнулась на миг, пытаясь подобрать нужное слово, а потом с торжеством заключила: – Мы не можем позволить, чтобы нас подвергали чрезмерной эксплуатации. По одиночке нам с вами не справиться, но вместе мы можем диктовать наши собственные условия. То, что две или три из нас могут выполнять переводы в заданном вами темпе, не означает, что мы должны позволить другим переутомляться. Наш долг – поддерживать друг друга против посягательств работодателя на наши права. Мы, женщины, не так прогрессивны, как мужчины. Но мы учимся. От солидарности трудящихся зависит жизнь Розали. В случае, если вы откажетесь принять наши требования, наш класс будет вынужден начать забастовку.

Патти произнесла свой ультиматум и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

Последовало минутное молчание. Затем мисс Лорд заговорила. Класс притих в безнадежном, унылом ужасе перед предстоящей бурей. Ледяной сарказм мисс Лорд в минуты напряжения озарялся вспышками внутреннего огня. У нее были предки-ирландцы и рыжие волосы. Одна Патти слушала ее с высоко поднятой головой и стальным блеском в глазах. Алая кровь мучеников окрасила ее щеки. Она боролась за Великое Дело. Слабая, беспомощная, маленькая Розали, хлюпающая носом рядом с ней, должна быть спасена, а трусость ее товарищей посрамлена. Она будет бороться в одиночку и победит.

Наконец мисс Лорд перевела дух.

– Урок окончен. Патти останется в классе, пока не переведет как следует последние двадцать стихов. После ленча[16] я выслушаю ее ответ.

Девочки встали и, сбившись в кучу, поспешили в холл. Патти направилась в пустую классную. На пороге она задержалась, чтобы с презрением бросить через плечо одно-единственное слово:

– Штрейкбрехеры!

Прозвонил звонок к ленчу, и Патти, сидя за партой в пустой классной, услышала, как девочки смеются и болтают, с топотом спускаясь по обитой жестью задней лестнице в столовую. Она устала и была очень голодна. Со времени завтрака прошло пять часов занятий; за это время она получила только стакан молока в одиннадцать часов. Даже приятное ощущение того, что с ней обошлись несправедливо, не совсем вознаграждало за муки голода. Она вяло приступила к домашнему заданию по истории Франции. Речь в учебнике шла о другом мученике. Кости Людовика IX остались белеть на равнинах Антиохии