— Да.
Он снова провел ладонью над монетой, и та исчезла.
— Поищи в кармане.
Девочка сунула руку в карман подвернутых голубых джинсов и вытащила доллар. Ее глаза восторженно блеснули.
— Только запомни, — наставительно сказал Уэллс, — деньги еще не всё.
И, словно забыв о Барбаре, вновь обернулся к Кернеру. Уэллс вел себя словно принц, случайно оказавшийся среди простолюдинов, и раздавал свои милости, как золото, ожидая при этом поклонения. В любую секунду. В любой момент. Харан порхала вокруг него, будто птичка-пересмешник. Она не выпускала из рук портфеля, готовая в любую минуту вручить Уэллсу все необходимое: карандаш, сигару, спичку, чашку с чаем, копию контракта с «РКО». Герман Манкевич как-то сказал о нем: «Вот идет бог — милостью божьей!».
— Шифра! — рявкнул он, хотя ассистентка была рядом. — Достань все вещи из машины.
Харан попросила меня помочь. Я последовал за ней на пирс и вынул из багажника восьмиугольный многороликовый яуф с фильмом и громоздкий переносной кинопроектор. «Великолепные Андерсоны» — было начертано на этикетке черным гримировальным карандашом. Харан настороженно следила за мной, пока я не оттащил яуф с проектором в салон. Удостоверившись, что все благополучно обошлось, она вновь выпорхнула на палубу, где и занялась Уэллсом.
Некоторое время я помогал Маноло на камбузе, пока Онслоу не позвал меня: пора было отчаливать. Онслоу включил дизельный мотор. Блондинистый паренек и еще один матрос отдали швартовы, и Онслоу вывел «Синару» из слипа обратным ходом. Как только яхта покинула гавань и вошла в бухту Сан-Педро, мы подняли грот, фок и стаксель. Паруса наполнились ветром, Онслоу выключил мотор, и мы в лучах закатного солнца взяли курс на Каталину.
По пути на камбуз я спросил у пассажиров, не принести ли чего-нибудь выпить. Уэллс снял пиджак и развалился в палубном шезлонге, потчуя Кернеров историями о вудуистских ритуалах, которые наблюдал в Бразилии. Мое вмешательство вызвало недовольную гримасу, но Кернер воспользовался паузой как возможностью заказать очередную порцию скотча. Я спросил Барбару, хочет ли она лимонада. Полуприкрытые тяжелыми веками глаза Уэллса нетерпеливо блеснули, и я поспешил вниз.
Уже в сумерках я подал ужин; западный горизонт полыхал оранжевым и красным, а полотняный навес над кормой хлопал на ветру. Я беззастенчиво подслушивал все то время, пока пассажиры поедали салат из авокадо, coq au vin и слоеный пирог с клубникой. Единственный по-настоящему опасный момент наступил, когда Онслоу вышел на палубу, чтобы пожелать гостям спокойной ночи.
— Надеюсь, ужин вам понравился, — сказал он и, положив руку на плечо Уэллса, добавил: — Знаете, мы обычно не берем временных матросов, да еще в последнюю минуту.
— Не желает ли кто бренди? — вмешался я.
Уэллс, занятый разговором с Кернером, только отмахнулся от Онслоу.
— Он хорошо работает, что еще нужно?
Онслоу ретировался, а после я принес бренди и стаканы на серебряном подносе.
Уэллс твердил Кернеру о необходимости закончить проект фильма «Это все правда», который он снимал в Рио. В «РКО» увидели отснятый материал — орды скачущих в карнавальных плясках черных, — пришли в ужас и закрыли картину.
— Три части. Всего три части, — умолял Уэллс. — «Жонглеры», «Мой друг Бонито» и историю самбы. Если вы проявите остальной материал, я смогу смонтировать фильм ко Дню благодарения. Всего одно небольшое дополнительное вложение — и студии будет, что показать, она окупит деньги, которые вы потратили. Нельсона Рокфеллера ожидает успех с проектом «Доброго соседа»[1], а я смогу продолжать снимать те фильмы, которые требует от меня «РКО».
Кернер, избегая смотреть на Уэллса, старательно чертил что-то десертной вилкой на белой скатерти.
— Орсон, при всем моем к вам уважении не думаю, что студию интересуют те фильмы, снимать которые мы вас пригласили. Критика просто высекла «Кейна», а по всему видно, что «Амберсонов» ждет такая же, если не худшая, участь.
Улыбка Уэллса показалась мне слишком поспешной.
— Вариант «Амберсонов», который сейчас идет в театрах, имеет лишь отдаленное сходство с тем, что снял я.
— Я не видел ни того, ни другого варианта. Зато видел отчет о предварительном кинопоказе в Помоне. Публика смертельно скучала на вашей трагедии. Критики полагают, что люди хотят веселиться. Рецензии были убийственными.
— Я читал рецензии, Чарлз. Половина зрителей считает, что лучшего фильма им еще не доводилось смотреть. Те же, кому он не понравился, пишут «веселье» через «и». Хотите, чтобы ваши фильмы судили люди, не умеющие правильно написать «веселье»?
— Мы не можем позволить себе полупустые залы.
Я метался взад-вперед, убирая со стола и слушая их перепалку. Харан чем-то занималась в салоне.
Когда посуда была вымыта, Маноло улегся на койку, и вскоре вся команда, кроме меня и лоцмана, крепко спала. Я примостился в темноте на гакаборте, дымя сигаретой двадцатого века и продолжая подслушивать. Пока что Кернер проявил себя уморительно показательным «предком» тех студийных шишек, с которыми я был знаком. Люди этого типа ничуть не изменились за последние сто лет. Уставшая Барбара растянулась на скамье, положив голову на колени матери. Мэри гладила волосы дочери и шептала:
