Это все о Боге. История мусульманина, атеиста, иудея, христианина - [66]
Наша «инаковость» — не абсолютное свойство нашего существа, не физическое (сама наша жизнь зависит от других), не интеллектуальное (мы не можем познавать, не будучи познанными) и не духовное (никто из нас не может обладать всем, что священно). Мы все — часть большой жизненной сети, в которой другие — часть нашей собственной жизни.
Все мы особенные.
Но не обособленные.
Вспоминая историю своей жизни, теперь я понимаю, что каждый из миров, к которому я принадлежал, считал себя не просто отличным от прочих, но и отделенным от них. Все мы воспринимали наши границы как то, что нас разделяет.
Подобно стенам.
Когда я просил людей закрыть глаза и представить себе границу, большинству представлялись именно они, стены.
Почему стены?
Почему не окна?
Или не двери?
Почему не мосты?
Ведь и они границы — разве нет?
Бытие чужаков
Мы смотрим на чужаков и говорим: «Мы с Богом, и Бог с нами. Мы правы и находимся внутри, а они — неправы и находятся снаружи». Таким образом мы держим Бога в услужении, в клетке, выстроенной из слов, значений, учений нашей религии. В этом случае Бог неизбежно превращается в не–божество, а наша религия — в своекорыстную идеологию. Но Бог, которого можно удержать в рамках нашей религии, недостоин поклонения.
Если мы не принимаем мир как нашу общину, тогда либералы от консерваторов, верующие от неверующих, мусульмане от иудеев, христиан и атеистов отличаются лишь тем, где именно мы проводим границы, разделяющие мир, и кого осознанно или бессознательно очерняем. Стоит нам разделить мир на «своих», которые «понимают» (благо) и «чужих», которые «не понимают» (зло), цель жизни становится более чем очевидной! После этого наша жизнь будет направлена на преуменьшение зла и увеличение блага в мире. Чем больше людей мы сумеем перетащить через стены в наши владения, тем лучше станет мир!
Даже те, кто говорит: «Я вообще нерелигиозен», тем не менее делят мир. Все боятся неких отдельно взятых людей или групп людей и обвиняют их во всех недостатках мироустройства. Антисемиты использовали для этой цели евреев. Евреи — амалекитян. Христиане и мусульмане — язычников и друг друга. Атеисты обвиняли христиан. Протестанты — католиков. Хуту — тутси. Белые — черных. Коммунисты — капиталистов. Богатые — бедных. Вдобавок ко всему, как убедительно и тревожно доказывает Мирослав Вольф, каждая группа, некогда бывшая жертвой, в свою очередь тем или иным способом становилась преступником. Рано или поздно все, кто был исключен, начинали изображать не только полную невиновность в событиях прошлого, но и нежелание делать шаги к оздоровлению[97].
В своем лучшем проявлении религии утверждают, что наше желание иметь узкие «избранные круги» — на самом деле деформированное стремление принадлежать. Пока мы чувствуем себя отвергнутыми, мы продолжаем отвергать других. К.СЛьюис однажды сказал, что пока вы движимы этим желанием быть в избранном кругу, «вам никогда не добиться желаемого. Вы пытаетесь очистить луковицу: если вы успешно справитесь с делом, от луковицы ничего не останется. Пока вы не победите страх быть «чужим», вы останетесь таковым!»[98]
Переломный момент в существовании религий
Когда Бог призвал Аврама, отца христиан, мусульман и иудеев, то предложил ему покинуть свою землю — родных, дом отца, все, что он знал в этом мире. Бог сказал: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего… и благословлю тебя… и будешь ты в благословении… и благословятся в тебе все племена земные»[99]. Иными словами, «я хочу благословить мир. Ты не мог бы согласиться принять это благословение и передать его?» Веру Аврама предстояло измерить благословением, которое он принесет чужакам. Благословение служило орудием. Он сам не был благословлен. Его благословили стать благословением.
И это еще не все.
Аврам и его потомки были призваны благословить других так, как Бог благословил их, и, следовательно, позволить им, другим, быть благословением. Сомневаюсь, что без понимания этой истины я остался бы христианином или принял бы любую другую монотеистическую религию. Я стал христианином потому, что узнал, как сильно Бог любит меня и как много я должен предложить миру. Но я остался христианином не по этой причине. Благословения, данного мне — любимому Богом и имеющему возможность изменить мир, — не хватало для поддержания моей веры. Мне помогало благословение, данное другим: Бог любит их, они благословлены, чтобы быть благословением для меня. Бог благословляет все живое.
Мне предложили принять его.
«Взять» и «принять» — не одно и то же. «Взять» указывает на нашу силу. «Принять» — на нашу слабость. Но эта слабость священна.
Мы призваны научиться не только благословлять «их», но и быть благословленными «ими», таким образом способствуя процветанию других религий, творящих добро и составляющих часть нашего взаимозависимого мира. В будущем в нем станут процветать те религии, которые научатся измерять успех не только количеством своих приверженцев или количеством благословленных «чужаков», а тем, сколько от этих «чужаков» досталось благословения им самим. Это и есть переломный момент. С тех пор как я стал христианином, меня учили отдавать.
