Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - [18]

Как только пробьет два часа, добавил я, города тоже кончают жизнь самоубийством, они выглядят так, как будто здесь только что взорвалась нейтронная бомба или выпали смертельные радиоактивные осадки, в этот час ноль на улице становится так пусто и так страшно, что хочется заплакать или повеситься прямо тут, на этой же площади, на фонаре, – совершенная пустыня, ни единого человека, если не считать тех, кто уже без сознания валяется в канаве… Вы можете, если захотите, проделать эксперимент, Бахманн, последуйте за одним из такси, покидающих вымерший центр, выбирайте кого угодно, мужчину или женщину, они ничем не отличаются, их сознание на уровне ящерицы, они подчиняются исключительно бессмысленным и хаотическим импульсам своего рептильного мозга, последуйте за ними, Бахманн, и посмотрите, куда они направляются, – и вы увидите, что я прав в своих догадках: они почти никогда не едут домой, чтобы проспаться, нет, в противоречие всем медицинским законам они едут туда, где начинали вечер, в ту же квартиру, и пытаются привести в чувство оставленные ими полутрупы, вливая в них теплую водку, и свинство продолжается, вернее, начинается с новой силой, достаются заначки, опять начинаются попытки совокупления, драки, блев дуэтом… это такой кошмар, Бахманн, которому невозможно найти равных на планете.

Описанный мной сценарий, добавил я, разыгрывается, особенно в сельских районах, от пятницы к пятнице, от года к году, пока они не достигают сорокалетнего возраста, это статистически доказано, а потом, написал я Бахманну, удивляясь самому себе, насколько глубоко знаю проблему, ведь раньше-то я ее не касался! – потом, Бахманн, их дремучее пьянство становится более рациональным: они вообще перестают выезжать в центр, остаются пьянствовать в квартирах, что никак не уменьшает количество эксцессов, наоборот, они совершенно озверевают, Бахманн, рептильный мозг окончательно берет верх, и при этом еще экономят деньги, если вспомнить о ресторанных ценах на спиртное.

Но эта национальная традиция, не менее важная, чем празднование Рождества или Иванова дня, удивительным образом касается только выходных дней. В конце недели вся страна находится в состоянии комы. А в понедельник те, кто несколько часов назад самозабвенно совершал этот смертельно опасный алкогольный ритуал, испытывают глубочайший и абсолютно иррациональный комплекс вины, это совершенно необъяснимо, Бахманн! В будни они не пьют ни капли, они не пьют вина за обедом, не позволяют себе даже рюмочку бенедиктина или бехеровки, что, как известно, полезно для здоровья, ни в коем случае! – если, конечно, не находятся в соседствующей с ними на юго-западе стране. Ни в коем случае! Будни посвящены работе и борьбе с комплексом стыда за субботнее свинство, они работают, как рабы на галерах, до изнеможения, они обливаются потом, пытаясь избавиться от чувства вины, замолить совершенный смертный грех… На этих широтах нет даже такого понятия, как качество жизни! – написал я Бахманну, поставив при этом восклицательный знак, нет никакой золотой середины: они либо в коме, либо патологически трезвы, это ненормально! Они не живут ни в будни, ни в выходные. В будни человек не что иное, как рабочая лошадь, а по выходным – ходячая (и то не всегда) винокурня. Может ли этот народ вообще называться людьми? – мне кажется, это какая-то побочная ветвь эволюции, что-то между обезьяной и гоминоидом, это существа, растянувшиеся в шпагате между человеком и животным, и не обманывайтесь тем, что они носят одежду, предупредил я Бахманна.

Среди ваших соотечественников, я уже это подчеркивал, царит невероятно наивное представление о жизни на тех широтах, впрочем, оно и понятно, поскольку то, что творится там, на тех самых градусах северной широты, лежит за пределами даже самого воспаленного воображения любого общественного существа, усвоившего хотя бы основные привычки цивилизации, так я и написал Бахманну. Для меня принадлежность к этому народу – источник постоянной и неизбывной муки, мой паспорт, характерный цвет глаз, язык… вернее, пародия на язык. Вы даже не догадываетесь, Бахманн, сколько раз спрашивал я самого себя в отчаянии – что за грехи совершил я в прежней жизни, чтобы в конце концов вынырнуть из небытия в виде побега на этом самом, по-видимому, бездушном и бесплодном стволе; наверняка преступления мои были чудовищны, иначе наказание не было бы таким суровым – думаю, что одного убийства недостаточно, наверняка я укокошил целую кучу людей. Мало этого, и вам тоже захотелось посыпать соль на рану, теперь я еще вынужден отвечать на вопросы, причем мои ответы должны послужить основой для какой-то странной брошюры об этой стране – и я, к собственному изумлению, отвечаю на эти вопросы! отвечаю, движимый непонятной мне силой, необъяснимым приступом мазохизма… скорее всего, я схожу с ума.

Эти последние строки возбудили меня до того, что я встал из-за стола и направился к комоду, где хранится моя пишущая машинка. Я поставил ее на стол, отложил исписанные от руки страницы – не меньше, я думаю, сорока! – и заправил чистый лист бумаги. На этом листе, сначала осторожно, словно бы не решаясь поверить в неслыханное, словно бы опасаясь, что неосторожное движение может все испортить… чуть ли не одним пальцем продолжил я свой ответ Бахманну.