Это Вам для брошюры, господин Бахманн! - [19]

Помимо вечного вопроса о частых самоубийствах, продолжил я, обескураженный неслыханным событием: впервые за два года я прикоснулся к пишущей машинке! – помимо вопроса о самоубийствах и алкоголизме, ваши соотечественники чаще всего спрашивают про убийство премьер-министра.

Должен сразу подчеркнуть, что у меня нет никакого более или менее обоснованного мнения по поводу этого премьер-министра, равно как и о прочих министрах, президентах и политиках. Политика есть не что иное, как спектакль для безмозглой черни, но зато у меня есть мнение по поводу государства, которое эти политики представляют, у меня есть мнение по поводу и самого государства, и его учреждений, таких, например, как полиция и прокуратура… и должен признаться, что не в силах словами описать проявленную так называемой полицией и так называемой прокуратурой образцовую некомпетентность при расследовании этого убийства! То есть эту некомпетентность даже и сравнить не с чем, написал я на машинке, дрожа всем телом от самой мысли, что сижу и пишу на машинке. Никогда еще на тех градусах северной широты не проявлялся так безжалостно ярко абсолютный дилетантизм, абсолютное презрение к логическому мышлению; они опозорились и перед историей, и перед общественностью со своими жалкими попытками раскрыть это преступление, написал я Бахманну, они ввергли в неслыханный позор весь полицейский корпус. Вы думаете, я преувеличиваю? Ни капли! Все, что я пишу об убийстве премьер-министра, вовсе не преувеличение, наоборот, это скорее преуменьшение, причем преуменьшение совершенно естественное, поскольку в природе не существует такого языкового уровня, ни один язык не может так низко пасть, чтобы описать эту неуклюжесть, это дилетантство, этот идиотизм, это полное отсутствие сообразительности и логики, эту бесчувственность и тупость, проявленные при расследовании убийства премьер-министра… такого языкового уровня нет, этот семиотический слой мне не известен, заверяю вас, Бахманн. Так я и написал Бахманну – этот слой мне не известен.

Давайте раз и навсегда расставим все точки над i, продолжил я, если вы все еще здесь, Бахманн, если вы все еще испытываете какой-то интерес к моим ответам… впрочем, не забывайте, что это не моя идея, это вы с вашей нелепой брошюрой выпустили джинна из бутылки, это с вашей подачи я пишу все это… итак, давайте расставим точки над i, давайте хотя бы начнем с этого субъекта, главного полицеймейстера в главном городе страны, который в надежде выслужиться и иметь успех среди таких же приматов, как и он, только женского пола, нагло отхватил себе роль главы следственной комиссии, начнем с него, с этого субъекта… что про него сказать? – мягко говоря, полный чурбан, надутая полуобезьяна, не будем употреблять сильных выражений… Известие об убийстве застало его в деревенской гостинице, где он находился в какой-то крайне подозрительной компании и, скорее всего, с крайне подозрительной целью, и что же он предпринимает, Бахманн? А вот что: он слышит об убийстве, и его мгновенно осеняет, кто убийца! Это правда, Бахманн – его посетило озарение! Можете себе представить? Его посещает озарение, и в этом озарении он внезапно понимает, что в преступлении замешаны курды. У меня просто нет слов! У меня нет слов, чтобы описать полицейский фарс, разыгравшийся немедленно после того, как этот полушимпанзе в своем озарении увидел курдов, убивающих премьер-министра… позвольте мне поправиться, Бахманн, – это был не фарс, скорее трагикомедия. Этот субъект собрался срежиссировать и, более того, поставить самый трагикомический медиаспектакль столетия, причем надо признать, что ему и в самом деле удалось побить все рекорды в этой непревзойденной по части трагикомических медиаспектаклей стране. С совершенно зашоренным зрением, что так характерно для душевнобольных в терминальной стадии, он руководил этим следствием, и по всей стране начались преследования ни в чем не повинных курдов, сочинялись фантастические истории в духе Сервантеса, осмотр места преступления был проведен на уровне даже не детсадовском, а ясельном, но даже и это комплимент: они искали гильзы и патроны непревзойденно дурацкими методами, они не поставили даже оцепления, потому что это якобы помешает движению(!). Они даже не установили контроль за аэропортами и вокзалами: движение на выезде было совершенно свободным, убийца мог покинуть страну на танке, и никто бы не заметил; зато они проводили пресс-конференцию за пресс-конференцией, поскольку наш полицеймейстер считал это важным для своей будущей карьеры в Интерполе. На этих пресс-конференциях он выражался, как пастор в какой-нибудь секте или пророк-пустынник, туманно и патетически, – тут были на всю катушку и «свет в конце туннеля», и «пылающий огонь надежды»; мне хотелось плакать, написал я, и я бы заплакал, если бы не брезгливость – а брезгливость и отвращение испытывал каждый мыслящий индивид в этой ледяной пустыне, где мыслящих индивидов так катастрофически не хватает; брезгливость, отвращение и ярость – где же пределы дилетантства? Фантомные портреты создавались на основании показаний алкоголиков, невинных людей хватали чуть ли не в постели и тащили на допрос, дело все больше запутывалось, никакого плана следствия не было, любой ребенок, ей-богу, даже любая собака с минимальной полицейской дрессурой справилась бы лучше.