Это называется зарей - [44]
Он повесил трубку.
— Упрямый осел! Ну как прикажете работать с такими-то вот болванами!.. Официант, налейте мне то же самое!
Он закурил сигарету. Его маленькие зеленые глазки так и сверкали.
— А вы, доктор? У вас, естественно, тоже никаких сведений? — с обидой спросил он.
— Никаких. И напрасно вы хотите втянуть эту женщину…
— Чепуха. Я знаю свое дело. Знаю, что требуется нашей дорогой публике. И умею соблюдать дозировку.
Официант с хитрой улыбкой принес ему второй стакан, до краев наполненный заказанным питьем.
— Настоящий динамит! Как раз то, что мне требуется.
— А ваша печень? — спросил Валерио. — Как с ней обстоит дело?
— Моя печень, доктор? Неужели вы всерьез думаете, что я уделяю хоть малейшее внимание столь низменной части моего тела?
Усмехнувшись, он сделал большой глоток и поднял свой стакан. С другого конца стойки на него с удивлением смотрели два или три посетителя.
— Я был военным корреспондентом, доктор! Эфиопия, Испания, Бессарабский фронт, Греция, да разве все упомнишь? Я видел, как расстреливали черных и белых, испанцев и румын, итальянцев и арабов, венгров и хорватов! Все так похоже! Чтобы забыть об этих смертях, ничего другого, кроме спиртного, не остается! Так-то вот! Во время наступления на Бильбао я видел одного типа, которого собирались расстрелять. Вот так. Его сынишка никак не хотел отпускать отца, а того уже поставили к стенке. Мальчишка цеплялся за его ноги. Отец его отталкивал. А мальчишка не желал ничего знать. И что же: их расстреляли обоих. В Румынии это были евреи. Не следует верить всему, что рассказывает этот чокнутый Малапарте. Но история с евреями — это правда. Самых красивых девушек из еврейских буржуазных семей отправляли в бордели для войсковых частей. А после того, как они пробудут там месяц, их расстреливали! Я сам видел! Своими глазами. Я все видел. В Адуе, например, танками перемалывали пленным ноги. Отвратительно! А вы мне говорите о печени! Да вы шутите! Послушайте, доктор! Поговорим лучше о моем сердце, благородном органе! Вот с ним дело дрянь, просто дрянь! Оно пропало, потому что помнит все эти казни, все эти кучи трупов!
Осушив стакан, он заказал еще один. Капельки пота блестели на его висках. Валерио задавался вопросом, почему он сидит с этим парнем? По правде говоря, по дороге у него возникло смутное подозрение. Может, это очередная хитрость Фазаро? «Он подослал ко мне этого типа, чтобы заставить меня проговориться. Он знал, что я уезжаю около десяти часов». Однако, по зрелому размышлению, что-то тут не клеилось. Впрочем, Казелла уже не представлял собой никакой опасности. Этот третий стакан виски должен был доконать его. Часы показывали четверть первого. Вскоре появится «Портичи». И так как Казелла вцепился в его плечо, Валерио увлек его в глубь бара, и репортер покорно дал себя увести. Они сели в узкие кресла, обтянутые синим бархатом. С правой стороны на плохо освещенной стене какой-то художник довольно искусно воспроизвел картину Тициана. Пока Казелла освобождался от шляпы и фотоаппарата, Валерио заинтересовался одной из фигур картины. То был портрет молодой девушки с серьезными глазами и удивительной белизны широким лбом, она напоминала Клару. Девушка с понимающим видом ласково смотрела на него. Предстояла еще одна битва, и начнется она, как только приедут Анджела и ее отец. Что ж, он готов. Вот только в данный момент на него напало что-то вроде лени, не хочется двигаться, выходить на набережную. Пока у него будет возможность сидеть тут в углу бара, равновесие сохранится. Клара смотрела на него. «Я готов», — снова подумал он. Но существует еще и Сандро, засевший где-то в глубине его существа, в самой плоти, словно раковая опухоль. К счастью, Казелла, проглотив последний глоток спиртного, опять принялся разглагольствовать.
— Но нас снова ждет война, доктор! Вечные войны! И знаете почему?.. Тсс! Дайте я вам объясню. Мы можем еще выпить! Нет! Отказ? Тем хуже. А пойло между тем роскошное!
Он слегка распрямился в кресле. Щеки его покраснели. Широкий рот рассекал лицо, словно рана.
— Нас ждет новая война, потому что миром правят одни мужчины! А точнее говоря, самцы! Не знаю, сумел ли я выразить свою мысль…
Он помахал рукой, будто подавая сигнал бедствия.
— Женщина, доктор, никогда в этом не участвует. Я хочу сказать… В отношении войны, политики, организации общества, революции бал правят мужчины! Так-то вот! Женщина — это, как правило, скотина для удовольствий, машина для производства ребятишек либо служанка с добрым сердцем! Секс, чрево или руки рабыни — все зависит от желания хозяина! Так-то вот! Я говорю, не было бы больше войн, если бы мужчины не оставались все время одни, сдвигая свои большие упрямые головы или сталкиваясь, словно звери на арене! Когда же они возвращаются к своим женщинам, то для того лишь, чтобы невзначай сделать им ребенка или ласкать их, будто уличных девок! Вы не потеряли нить моих рассуждений?
Откинувшись назад, он поднял палец, требуя внимания, и закрыл один глаз. Другим же, светлым и проницательным, пристально смотрел на Валерио.
— Не было бы больше войн, если бы мужчины любили женщин так, как они того заслуживают! Если бы между теми и другими существовал чистый союз, тот, что озаряет вас, вовлекает в общую жизнь вселенной и приближает вас, именно вас, к Богу! Греки это понимали! Вы согласны? А дети? Детей не выбрасывали бы на эту землю в результате какой-то постельной связи! Они бы не были ужасной случайностью, следствием скотского совокупления, а становились бы возвышенным, божественным творением, исполненным совершенства произведением, даром во славу Господа, светочем вечной жизни!
