Это настигнет каждого - [4]

А в дополнении к «Дневнику Матье» (с. 355) мы находим странные ремарки: «Сын (не стесняясь в выражениях) постепенно рассказывает всю предысторию убийства, какой она была на самом деле, своему ангелу. Например, о первой встрече с Гари - в тот вечер, когда его самого отец фактически выгнал из дома» (то есть Матъе рассказывает ангелу первый эпизод романа, «Вечер», написанный в прошедшем времени и от третьего лица); «Сын рассказывает своему ангелу: / Эпизод с Гари, спящем на кресле-кровати в комнате матери» (то есть рассказывает эпизод из «Поминальной трапезы», тоже написанной в прошедшем времени и от третьего лица). Поэтому я бы не удивилась, если бы Матье, согласно замыслу Янна, был автором (автобиографического) романа, которому в какой-то момент он же и «вынес смертный приговор» (с. 369).

Тогда повествовательную ситуацию можно было бы описать так: Матье рассказывает о событиях, которые переживает непосредственно сейчас (начиная с вечера, после которого он покинет отцовский дом), очень для него значимых, и в связи с этими событиями вспоминает еще более важные события времен его детства. Вспоминая их, то есть переживая заново, он становится подлинно собой (что выражается, в частности, в переходе от отстраненной позиции «автора» к рассказу от первого лица).

Третье лицо и прошедшее время возникнут снова только в самом конце романа: в эпизоде «В момент самоубийства...» (с. 368) и в завершающем рамочную конструкцию фрагменте «Улица».

***

В романе, как сказано и в наброске сценария, затрагиваются социальные проблемы, они даже сгущены. Но социальной позиции противопоставляется совершенно иная: представление о необходимости развития личностного начала, самореализации человека. «Ангелы» появляются в творчестве Янна с конца 40-х годов: в «Эпилоге», то есть незавершенной заключительной части «Реки без берегов», в пьесах «След темного ангела» (1952) и «Томас Чаттертон» (1955). Все янновские ангелы - существа мужского пола, олицетворения любви (между мужчинами) и творчества. Любовь, по Янну, и есть стимул к творчеству. Уже первое произведение Янна, принесшее ему известность, драма «Пастор Эфраим Магнус» (1919), заканчивалось тем, что герой начинает возводить храм, все статуи в котором изображают истинно любящих. Перрудья, герой одноименного романа, был сочинителем притч, главные герои «Реки без берегов» - композитором и матросом, позже ставшим художником-самоучкой; Матье, герой последнего романа, если и не является сам автором (как я пыталась показать выше), то, во всяком случае, очень часто упоминает художников или писателей разных эпох, которые пережили любовь к мальчику или мужчине.

Повороту к изображению «ангелов» предшествовало появление в жизни Янна последней большой любви. В 1950 году он усыновляет и берет к себе жить семнадцатилетнего Юнгве Треде (р. 1933), сына своего умершего друга (сотрудника издательства «Угрино»). Этого юношу Янн считал музыкальным гением (Треде впоследствии действительно стал известным композитором) и, более того, новой реинкарнацией себя самого, каким он был в этом возрасте (Юнгве, как и Янн, родился 17 декабря). По просьбе Янна Юнгве написал музыку к его пьесам «Новый Любек-ский танец Смерти» (1931) и «След темного ангела».

Приведу несколько цитат, показывающих характер отношений Янна и Треде:

Присутствие в моей жизни Юнгве, мое абсолютное доверие к нему, мое убеждение - лучше погибнуть самому, чем отказать ему в совете и помощи, - друзья, все как один, расценивают как своего рода помешательство. Они забывают, с какими усилиями мне приходится жить, забывают, какого рода мои свойства, забывают о том, что я никогда не признаю среднестатистическую буржуазную норму (письмо Янна к Вилли Вайсману, 23.12.1948)[8];

Его огромная симпатия к мальчику ознаменовалась убеждением, что он - сын ангела. Уже в то время его восторг имел эротическую окраску, усилившуюся с течением времени, и некоторые его друзья, а в первую очередь мать Юнгве, схватились за голову. Она попыталась воспрепятствовать контактам с сыном, на что Янном было заявлено: «Отказаться от эксперимента с Юнгве - это значит отказаться от самого себя». Правда, его попытки бурно выразить свою страсть были отвергнуты. К этому добавилась еще и печаль по поводу своего возраста. К моменту сближения с Юнгве Янн был в начале пятого десятка, и это несоответствие его все более удручало. Он пишет по этому поводу в одном из своих писем: «Когда в моем возрасте вновь начинаешь любить, и это любовь к ребенку, это означает - потерять руль» (Э. Вольфхайм, «Ханс Хенни Янн»)[9];

Сегодня утром мы с Юнгве все еще были одни в доме. Я принес ему в постель завтрак. <...> Он опять залез под одеяло, я присел к нему на кровать, и мы стали рассказывать друг другу о себе[10]. Он сказал, что никогда не будет старым, он, мол, не знает, чем бы мог заполнить шестьдесят или шестьдесят пять лет жизни. Из него бы наверняка вообще ничего не вышло, если б не появился я и не сделал его свободным по отношению к самому себе. <... > Тут я опять пустился в прежние объяснения, что я его, как конкретную личность, не искал, что он был мне навязан судьбой, неизбежным образом