Это моя война, моя Франция, моя боль - [53]

Тем не менее надо отдать должное Жиро, что, хотя ему и не хватало харизмы, у него были не только недостатки, но и свои достоинства. Его послужной список производил сильное впечатление, а отвага равнялась глупости. Возможно, одно было следствием другого.

Раненный в легкое в 1914 году, потом — в бок в 1924 году в Рифской кампании, под командованием Льоте он участвовал в усмирении Марокко, приняв сдачу Абд эль-Керима. Его всецело характеризовала одна фраза, которую он произнес во время инспекции Тунисского фронта в конце 1942-го.

Первый джип колонны подорвался на мине. Жиро ехал в третьем. Он вышел, прошел вперед. Зрелище было не из приятных. У водителя перевернутого джипа оторвало ногу — и большая берцовая кость раскрылась, как цветок лилии.

— Жаль, что меня не было в этой машине, — сказал Жиро. — Мне везет. Она бы не взорвалась.

Есть офицеры, которые могут быть чудесными капитанами, но выше полковника им подниматься не следует.

Из-за своей должности адъютанта при генерале, замещавшем де Голля, я был вынужден делить на Карлтон-Гарденс кабинет с начальником секретариата Жюлем Мошем.[55] Выпускник Политехнической школы, депутат-социалист, министр Леона Блюма, записавшийся добровольцем во флот в 1939 году, Жюль Мош был одним из восьмидесяти парламентариев, которые отказали Петену в полновластии. У него был только один недостаток: он ужасно плевался в телефон.

10 июля 1943 года генерал Сикорский, глава польского правительства в изгнании, нашел смерть в авиакатастрофе над Гибралтаром. Таинственная катастрофа; впрочем, подозревали, что это диверсия. Сикорский был замечательным патриотом, но тоже не обладал покладистым характером. Когда было обнаружено катынское захоронение, он порвал дипломатические отношения с Советским Союзом. Гроб с его телом был доставлен в Лондон и помещен в капелле Вестминстерского аббатства.

Там же проходила и погребальная церемония. Разумеется, я сопровождал туда генерала дʼАстье. По протокольному порядку французское правительство шло сразу после английского.

По окончании долгого ритуала в волнообразном движении к выходу я столкнулся лицом к лицу с Уинстоном Черчиллем. Он был неподвижен, печален, голова несколько опущена, массивное тело облачено в черные одежды. Казалось, что его старое лицо без морщин вылеплено силой его энергии.

Я передаю его бессмертные слова, причем ничего не выдумывая.

Он поднял на меня глаза, заметил мой мундир и сказал просто:

— О, Франция!

Я видел его один-единственный раз. Но момент был незабываемый.

И мне останется эта пожизненная честь — олицетворять свою страну для самого выдающегося английского премьер-министра всех времен и спасителя нашей свободы.

VIII Hush hush land

Как я уже сказал, «Интеллидженс сервис» до начала боевых действий работала в столь тесном сотрудничестве с французским Вторым бюро, что на нашей территории не было никакой автономной организации. Крушение Франции в несколько недель оставило британскую разведку перед совершенной пустотой. Сбор сведений, пропаганда, тайные операции — все приходилось начинать и изобретать заново. Конечно, можно было рассчитывать на сотрудничество многих людей, но их еще надо было найти. И приходилось бросить вызов немецким спецслужбам, а уж они-то были прекрасно организованы, хорошо оснащены и размещены.

Дело было не из легких, все приходилось начинать с нуля и поторапливаться. Британцы отстранили от решения этих вопросов армию. Они выбрали штатского, оксфордского профессора, специалиста по Декарту, который уже несколько раз оказывал услуги разведке. Декарт, это ведь как раз то, что нужно французам?

Человек лет тридцати, с довольно редкими волосами и самой заурядной физиономией, где выдающимися были разве что передние зубы. Но ясные глаза за круглыми стеклами очков были удивительно живыми и умными.

— У вас будет чин acting colonel,[56] — сказали ему.

— И мне придется разговаривать с генералами? — спросил он.

— Очевидно.

— Тогда могу я воздержаться от ношения мундира?

— Если угодно. Но почему?

— Потому что, если мне придется делать выговор какому-нибудь генералу, я предпочитаю быть не в мундире.

С тех пор д-ра Бека видели исключительно в коричневом бархатном костюме.

Ему предоставили в качестве резиденции Woburn Abbey — Уобернское аббатство — своего рода крепость. Оно принадлежало герцогу Бедфордскому, которого отправили в Канаду из-за его слишком открыто выражаемых пронацистских взглядов.

— Что вам понадобится? — спросили д-ра Бека.

— Пишущая машинка, белая бумага и телефонные справочники всей Франции.

И он создал серьезную службу.

Уобернское аббатство вскоре стали называть «Hush hush land», то есть «Страна тсс-тсс», поскольку там обосновались не только все, кто мог иметь отношение к Франции, но и сходные организации, работавшие с другими оккупированными странами континента — Бельгией, Голландией, Данией и так далее. Это касалось в основном «черной почты», станций, местоположение которых держалось в секрете; они передавали новости и приказы для различных движений Сопротивления.

Радиостанция «Честь и Родина», работавшая на Францию, была расположена в одном из зданий Уоберна, в Old Vicarage;