Это как день посреди ночи - [46]

Интуиция меня не подвела. С момента моего последнего визита в Женан-Жато произошло множество событий. Патио обезлюдело. Впечатление было такое, будто по нему пронеслась опустошительная буря, унесшая всех его обитателей. Ворота забрали железной решеткой, чтобы никто не мог войти в дом, но чьим-то дерзким рукам удалось проделать в них дыру, через которую я смог проскользнуть внутрь. Двор был усеян обгоревшим мусором, куриным пометом и кошачьими испражнениями. На цементном круге колодца лежала его искореженная железная крышка. Двери и окна исчезли. Огонь полностью уничтожил левое крыло патио; стены обрушились, и лишь кое-где почерневшие балки подпирали потолок, над которым, в отсутствие крыши, простиралось отчаянно-синее небо. Наша комнатенка представляла собой груду развалин, посреди которых то здесь, то там валялись разбитая кухонная утварь да обгоревшие узлы.

– Никого нет, – хлестнул у меня за спиной голос.

Он принадлежал Деревянной Ноге. Завернувшись в слишком короткую для него гандуру, он едва мог стоять и то и дело хватался за стену. Беззубый рот ввалился и обозначил на изможденном лице мерзкого вида дыру, которую тщетно пыталась скрыть седая борода. Руки его дрожали, оставшаяся нога, бледная и покрытая какими-то медными бляшками, держала его с трудом.

– Что здесь произошло? – спросил я его.

– Даже сказать страшно.

Он подковылял ко мне, поднял по пути бидон, перевернул его, глядя, не осталось ли в нем чего-либо полезного, и швырнул за спину.

Его рука описала широкую кривую.

– Гляди, какой разгром… Ну не жалость ли!

Поскольку я молчал, ожидая объяснений, он продолжил:

– Я предупреждал Блисса. Это достойное патио, говорил я ему. Не пускай сюда эту шалаву с ее милашками, бедой закончится. Но Блисс ничего и слышать не желал. Как-то ночью сюда, в поисках женских ласк, явились двое пьянчуг. Поскольку у шлюхи уже был клиент, они стали ломиться в комнату к Бадре. Что тут началось… Настоящая бойня. Пьянчуги так и не поняли, откуда пришла их погибель. Сыновья вдовы на них живого места не оставили. Затем настала очередь шлюхи. Она защищалась храбрее своих клиентов, но все равно оказалась жидковата. Кто-то опрокинул на ее пожитки масляную лампу, огонь распространился молниеносно. Хорошо еще, что не перекинулся на другие дома… Бадру с сыновьями арестовала полиция, патио опечатали. Оно закрыто вот уже два года. Некоторые думают, что здесь водятся призраки.

– Что с моей матерью?

– Понятия не имею. С уверенностью можно сказать лишь одно: от пожара она не пострадала. На следующий день я видел ее вместе с твоей сестренкой на углу улицы. С ними все было в порядке.

– А Блисс?

– Испарился.

– У него были и другие жильцы. Я мог бы поспрашивать у них.

– Я не знаю, куда они подевались. Извини.

На бульвар Шассер я вернулся с тяжелым сердцем. Друзья только вывели меня из себя своими расспросами. Вконец измучившись, я вновь ушел и бесцельно слонялся по улице. Тысячу раз останавливался посреди дороги и хватался за голову и столько же пытался собраться, убеждая себя, что мама с сестрой в безопасности и что сейчас им лучше, чем раньше. Гадалка Батуль не ошиблась. У нее действительно были способности к ясновидению. Разве она не предсказала судьбу Хадды?.. Мой отец вскоре вернется – об этом говорили узоры на воде, и мать могла больше не терзаться сомнениями. Не успел я об этом подумать, как мне показалось, что я его увидел…

Отец!

Это был он. Я узнал бы его среди тысяч призраков, неясными очертаниями блуждающих в ночи, среди тысяч бедолаг, шагающих навстречу своей погибели… Отец! Вернулся… Он в толпе пересек площадь Виллаж-Негре, несмотря на жару, кутаясь в плотное пальто. Отец шагал, глядя перед собой, чуть подволакивая ногу. Я бросился за ним в джунгли рук и ног. Стоило мне сделать шаг вперед, как меня отшвыривали на два шага назад, но я все равно пробивался сквозь людской поток, не сводя глаз с неумолимо удалявшегося силуэта в зеленом пальто. Я не хотел терять отца из виду, боясь, что больше не смогу отыскать его следов… Когда мне удалось вырваться из объятий толпы и достичь противоположного края эспланады, отец испарился.

Я искал его в харчевнях, кафе, в турецких банях… Но все мои усилия были напрасны.

✻✻✻

Матери с сестрой я больше не встречал. Мне неведомо, что с ними случилось, живы они по сей день или же вновь возвратились в тлен, которым когда-то были. Но отца я потом еще несколько раз видел. Примерно раз в десять лет. То на ярмарке, то на стройке; он то одиноко брел по улице, то стоял на пороге заброшенного склада… Подойти к нему мне так и не удалось… Однажды я шагал за ним до тех пор, пока он не забрел в какой-то тупик. Я не сомневался, что на этот раз загнал его в угол, но каково же было мое изумление, когда у палисадника не оказалось ни единой живой души… И только по зеленому пальто, не ветшавшему от времени и не подверженному безжалостным капризам погоды, я наконец понял, что это был призрак, а не человек из плоти и крови.

Даже сегодня, на склоне лет, он мелькает передо мной вдали и, сгорбившись в извечном зеленом пальто, бредет навстречу забвению.