Это - Гана - [8]

За слаженностью и разумностью действий, за красотой рассчитанных движений скрывается изнурительность этого труда.

А труд рыбака в Гане особенно тяжел — ведь надо затратить несколько часов, чтобы выйти в море, закинуть сеть, вернуться, вытянуть ее. Крупная рыба близко к берегу не подходит, за ней надо выходить в открытый океан.

Кроме пирог и довольно примитивных сетей, у рыбаков нет никакой снасти. Рыба помельче уже практически вычерпана сотнями маленьких артелей, которые не могут отойти больше чем на несколько сот метров от берега. И если первая сеть, которую мы увидели в той деревне, окупала усилия артели, то все последующие сети приносили довольно жалкий улов.

В стране нет ни своего рыболовного флота, ни холодильников, ни рыбоконсервных предприятий. На помощь пришел Советский Союз. Мы поможем не только создать рыболовецкий флот, но и построить рыбоконсервные заводы в Теме, новом портовом городе недалеко от Аккры. Мы взяли на себя подготовку ганских специалистов по рыбному лову. И недалек день, когда Гана перестанет ввозить английские рыбные консервы и мороженую треску. Гана — морская страна, четверть ее границ омывается океаном, а океан до сих пор не был подвластен ганцам.

— Извините, вы из Англии? — спрашивает стоящий рядом ганец.

— Нет, мы из Советского Союза.

— Эй, скажите старику Кваме, что его земляки приехали! — вдруг кричит наш собеседник. — Очень хорошо, что вы из России, — доканчивает он, оборачиваясь к нам.

Мы несколько удивлены. Во-первых, не всякий житель ганской рыбачьей деревушки знает о существовании нашей страны. Неграмотным ганцам не было положено знать о каких-либо государствах, кроме Англии. И даже теперь, после того как страна стала независимой и кругозор людей значительно расширился, все равно в деревнях имеют слабое представление о мире. А во-вторых, найти здесь соотечественника, да еще тезку президента, — этого мы совсем не ожидали.

— Пойдемте, — приглашает нас появившийся рядом староста рыбацкой артели. — Вы в самом деле из России?

— Да.

— И там сейчас снег и лед на всей земле?

— Да, у нас там зима.

— И в Сокольниках уже на лыжах катаются?

— Катаются, — отвечаю я и от неожиданности останавливаюсь. Меньше всего я ожидал услышать что-либо подобное от полуобнаженного негра под кокосовыми пальмами в маленькой деревне на берегу Гвинейского залива.

— Вы сказали: в Сокольниках?

— Да, — староста делает вид, что не видит ничего удивительного в обширности своих познаний. Но у самого чертики в глазах так и бегают. — Вот и старик Кваме, — говорит он. — Познакомьтесь, это друзья из России.

У входа во дворик сидит ганец. Толпа мальчишек, сопровождавшая нас, примолкает.

Мы пожимаем сухую руку старика.

— Ну, как там в Москве? — спрашивает он на ломаном английском языке.

А через пять минут выясняется, отчего жители этой деревни так хорошо знакомы с географией Москвы. Все очень просто, но такого не могло быть еще пять лет назад.

У старика есть сын, и его послали в Москву. Московский студент, сын старика Кваме, пишет в деревню письма. И Кваме, который пока еще не научился читать, дает их старосте рыбаков, что служил в армии и знает английский язык. Письма читают вслух, всей деревней. И все в деревне знают, что в Москве идет снег и в Сокольниках катаются на лыжах.

Мы были первыми русскими, которых увидели рыбаки. Нам показали письмо с советскими марками и портретом Гагарина на конверте. Письмо пришло недавно.

Мы бы еще не скоро выбрались из деревни, если бы не пунктуальность Энгманна. Через час он извлек нас из густой толпы и, попрощавшись с рыбаками, мы уселись в машину.

И пока деревня не скрылась за поворотом, за нашей машиной, приплясывая на бегу, бежали мальчишки.

НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ

— Вот тут я убил черную кобру, года три назад, когда работал в здешнем управлении дорожным инженером, — сказал Энгманн.

Я невольно внимательнее смотрю под ноги. Но все равно ни зги не видать. Даже непонятно, где кончается лужайка, а где начинается обрыв. А начинается он где-то совсем рядом — там, внизу, ровно светят огни порта Такоради.

Любой порт ночью — прекрасное зрелище. Цепочками тянутся фонари по причалам, пышными созвездиями расцветают стоящие под разгрузкой корабли, освещая черные силуэты кранов. Дальше, в океане, туманностями светятся теплоходы, ожидающие своей очереди. Город позади спит, темный и таинственный, а порт и не собирается отдыхать. Некогда. Такоради — пока единственный крупный порт в стране, и через него проходит основная масса товаров. Гане не повезло. Бухт и заливов почти нет, побережье Гвинейского залива везде одинаково, и у берега так мелко, что корабли не могут подходить близко. В Аккре они останавливаются в полумиле от берега и разгружаются лодками. Это долго и невыгодно. Товары чуть ли не удваиваются в цене, особенно если учесть, что часть лодок опрокидывается в предательских прибрежных бурунах. Остается Такоради с его молом и далеко убегающими в море причалами. Англичанам не было особого смысла тратить большие деньги на строительство других портов — Такоради справлялся с вывозом какао, золота и леса. Не бог весть как хорошо справлялся.