Это его дело - [25]

— Да, но Зигмунта Стояновского убили, а вы только что подтвердили, как ненавидели его.

— Я его не убивала. В злости, когда дело доходило до скандала, грозилась, а по уголовному кодексу это рассматривается, наверное, как готовность к совершению преступления. Я даже руки на него не поднимала.

— Вашего мужа убил мужчина. Высокий мужчина. По описанию очень похож на Генрика Ковальского.

Ирена не сдержала усмешки.

— Это абсолютная чушь. Генрик Ковальский — убийца! Зачем?

— Из-за своей любви к вам, хотел вернуть вас.

— Такого не может быть. Да из-за меня Ковальский и пальцем бы не шевельнул. Окажись я в страшной нужде, он и двадцати злотых пожалел бы. Для этого человека главное — хорошо устроиться в жизни. И уж если он за кем-то волочится, то это всегда за своими подчиненными. Пообещает им повышение в должности, и уж самое небывалое, на что решается, так это изредка сводить в ресторан. Он и не собирался возвращать меня к себе. Надо сказать, что он довольно часто менял объекты своих привязанностей. А вообще-то Ковальский трус. Неужели он станет хоть чем-то рисковать? Такого не может быть.

— Да, но он угрожал Зигмунту.

— Знаю. Просто болтал со злости. Да еще при любом удобном случае свинью Зигмунту подкладывал.

— А ваш муж ему тоже?

— Само собой. Дело кончилось тем, что обоих выгнали с работы.

— И ваши родственники тоже ведь грозились…

— Пан поручик, неужели вы их угрозы всерьез принимаете? Когда отец узнал, что Зигмунт хочет на мне жениться, он так обрадовался, решил, что с таким зятем не пропадет, свои две сотни на водку всегда получит. Но муж быстро дал ему понять, что из этого ничего не получится. Здесь я была полностью с ним согласна.

— Так кто же в таком случае убил вашего мужа? — повторил свой вопрос Чесельский.

— Если бы я знала! Когда наш дворник, пан Ротоцкий, сказал, что в доме совершено убийство, я сразу не поняла, о ком он говорил. Зигмунт был человек тяжелый — и в супружеской жизни, и на работе. У него никогда не было близких друзей. Его все недолюбливали. Даже в домике своих родителей на Вёнзовной он требовал, чтобы мебель была расставлена так, как он считал нужным. Он решал, на какой грядке что сажать, где редиску, где помидоры, где салат. Поживи с таким, на всю оставшуюся жизнь сыта им будешь. Только одно дело — не любить, а другое дело — убивать. Муж был очень хорошим специалистом. Наш завод совсем разваливался. Он наладил производство новых масел, навел порядок, и производство продукции величественно пошло вверх. Когда же он оттуда ушел, все стало рушиться, пошло по-старому. Сплошной балаган.

— Ваш муж говорил когда-нибудь, что у него есть враги, что он кого-то боится?

— Нет. Совсем наоборот, хвастался своими успехами. Часто повторял, что только благодаря ему Лазенковская трасса была проложена в срок. Да и в последнее время, хотя мы уже жили как кошка с собакой, не уставал рассказывать, как хорошо идут работы на Торуньской трассе. Думаю, он не врал. Ума не приложу, кого он мог бояться?

— Да, кого? Вот и мы никак не можем понять причины убийства. Кому он мешал?

— Он мешал только мне, только мне было выгодно убрать его со своего пути: освобождаюсь от нелюбимого мужа, становлюсь безраздельной хозяйкой хорошей квартиры в центре города. Свобода и жилплощадь — это целое состояние. Но я мужа не убивала, хотя понимаю, что для вас я единственная подозреваемая, пока не будет найден убийца.

Поручик молчал. И даже не пытался возражать. Ирена была права.

— Поэтому, — продолжала она, — я больше, чем кто-либо, заинтересована, чтобы убийца как можно скорее был найден. Если я хоть чем-то могу вам помочь, я готова.

— Спасибо за все те сведения, которые вы нам сообщили. Вот ключи от вашей квартиры. Распишитесь в их получении. А завтра в десять прошу пожаловать сюда Необходимо составить официальный протокол вашего допроса. Постарайтесь в деталях восстановить все события последних дней. Быть может, какая-нибудь мелочь, деталь. Часто такие вещи неожиданно проливают свет на определенные факты, помогают следствию. Сейчас я попытаюсь найти какую-нибудь автомашину, она отвезет вас домой, на Вильчую, ибо такси в этой части Варшавы найти довольно трудно.

— Спасибо, спасибо, ни в коем случае. Стоит мне подъехать к дому ка милицейской машине, как соседи еще больше распустят языки. Я доберусь сама. Отсюда доеду на трамвае до самого дома, а чемодан, хоть он и огромный, много не весит.

— Какая же она красивая, — не сдержался Шиманек после ухода Ирены.

Чесельский промолчал, поглощенный укладыванием сигарет в коробку.

— Ты обратил внимание, как она на тебя поглядывала, — не унимался Шиманек.

И на сей раз Чесельский промолчал.

— Как же она сказала? Ах, да — «Я ваша вечная должница». Сколько тепла было в ее словах. Ведь я лично раскопал все о Залевском, но что-то не дождался благодарности, видимо потому, что она заметила на моей руке обручальное кольцо и поняла, что со вторым, более красивым и старшим по званию, легче будет договориться. Н-да…

Чесельский невозмутимо продолжал возиться с сигаретами.

— А мой друг, поручик Чесельский, что он ей ответил? «Да нет, совсем не собираемся вас осуждать». А ведь вроде такой скромный, тихий парень, — продолжал Шиманек. — Моя жена второй год пытается его оженить, а он ни в какую. Эта же стрельнула своими зелеными глазищами — и готов… Будь я писателем, непременно бы написал роман: «Прекрасная убийца и стальной взгляд поручика милиции».