Это было жаркое, жаркое лето - [64]

Например, когда-то некоему боевику по кличке Челюсть, решившему вдруг переметнуться в другой лагерь, да еще громко хлопнув при этом дверью, было объяснено в доходчивой для него форме, что пистолет, с помощью которого он ликвидировал капитана милиции Евсеева, проявившего излишнее служебное рвение там, где этого не следовало делать, вовсе не был, как ему ошибочно казалось, утерян либо похищен неизвестными лицами, а хранится, имея на своей поверхности пальцевые отпечатки своего хозяина в месте, известном только Мышастому.

Челюсть тогда искренне покаялся, признав свою не правоту, собирался после всего случившегося верой и правдой по гроб жизни служить старому хозяину, но увы, судьба зачастую бывает весьма несправедлива к раскаявшимся грешникам — через некоторое время он погиб под колесами автомобиля, управлявшегося неустановленным следствием лицом…

Так и на Татьяну Смирнову у Мышастого имелось нечто. И из этого «нечто» самым незначительным являлась пленка, хранившаяся в сейфе комнаты отдыха, рядом с его кабинетом, на которой скрытой видеокамерой было запечатлено, как они с Татьяной играют в различные игры — от поиска канцелярских принадлежностей, до исполнения различных акробатических этюдов на диване этой самой комнаты, причем Татьяна при этом обычно оголяла всю поверхность своей чистой и здоровой, к слову сказать, кожи полностью, очевидно, демонстрируя оздоровительное воздействие на нее различных модных кремов в рекламных целях, а ее партнер обычно удавался из рук вон плохо, из кадра постоянно выпадало его лицо. Кстати, Мышастый так наловчился в делах, связанных с видеосъемками, монтажем и прочим, снимая всевозможные встречи, происходящие у него в офисе, что вполне мог соперничать со средней квалификации инженером, закончившим ЛИКИ…

Первым он набрал номер рабочего телефона Воловикова.

— Приемная Воловикова, — ответил ему приятный девичий голос.

«Приемная, — усмехнулся про себя Мышастый. — Совсем как у депутата какого. Ну никак этот Воловиков не может избавиться от старых привычек, видимо въевшихся в его натуру подобно угольной пыли в кожу шахтера. Те, кто побывал у какого-нибудь руля, наверное, являются больными какой-то неизлечимой болезнью, наподобие проказы, которая заставляет своих носителей вновь и вновь производить попытки вернуться на старое место, дабы вкусить прелестей той жизни, которая понятна только им одним. Иначе зачем Воловикову опять готовиться к великому крестовому походу, пытаясь завладеть не гробом господним, но креслом мэра, которое он когда-то оставил. Неужели это кресло настолько мягче других? А ведь я прекрасно знаю, что занимаясь сейчас бизнесом, он зарабатывает не намного меньше, чем тогда, занимая эту должность.

Одна только афера с банкротством Мшанского коммерческого банка принесла ему такой жирный кусок, что не только внукам, правнукам должно остаться, а ведь он получил совсем невесомую часть делимого пирога. Да что там, даже мне, которому досталось куда меньше Воловикова, хватило бы своей доли, чтобы все деньги, заработанные бригадой по сбору оброка с местных коммерсантов, вернуть своим хозяевам, да еще и приплатить им немного сверху… Ну, да чем бы дитя не тешилось…»

— Деточка, — он все время забывал, как ее зовут, — Воловиков у себя?

— Это вы, Антон Алексеевич? — признала она его сразу. — Вообще-то он на выезде. Для всех, кроме вас, разумеется.

— Антоша? — через мгновение пророкотал в трубке голос приятеля. — Что заставило тебя вспомнить о моей скромной персоне? Неужто наконец надумал насчет наших секретарш?

— Нет, Эдик, с этим пока повременим, — рассмеялся Мышастый. — Есть идея получше. А с чего это ты вроде как в отъезде? От кого прячешься?..

Насчет обмена секретаршами им как-то загорелось по пьяной лавочке, во время одного из пикников несколько месяцев назад, когда Мышастому весьма приглянулась изящная блондинка лет двадцати четырех по имени Людочка, кажется, а Воловиков был не прочь познакомиться как можно ближе с его Танюшей.

Потом, по мере протрезвления эта чудная мысль как-то незаметно сошла на нет, теперь являясь лишь предметом отпускаемых иногда шуток…

— Да просто надоело все, понимаешь… — пожаловался Воловиков и в его голосе появились интонации капризничающего от безделья ребенка. — Решил плюнуть на все, отдохнуть слегка.

— Так ты сейчас в комнате отдыха? — догадался Мышастый, зная, что у его товарища существует комната, почти близнец его, офисной.

— Ну да, — ответил Воловиков, — не дома же мне отдыхать! — У него были примерно те же проблемы, что и у Мышастого — их жены были весьма схожи характерами, и обе являлись завсегдатаями «Эдельвейса».

— Понимаю, — посочувствовал Мышастый. — И секретарша тоже вместе с тобой отдыхает? В этой самой комнате? Короче, тешишь с ней свою плоть, занимаешься членоугодием?

— А все-таки не дает тебе покоя моя Лидочка! — засмеялся экс-мэр. — Ну так и быть, уступлю я ее тебе как-нибудь в одностороннем порядке. Так, на время… И как ты только что выразился? Членоугодие?

— Ну, почти то же самое, что и чревоугодие, — пояснил Мышастый. — Только, пожалуй, еще послаще будет, сам понимаешь.