Это было на рассвете - [49]

У заводских ворот мы встретили русоволосого, одетого по-рабочему, лет сорока, усталого на вид мужчину.

— За техникой? — спросил он.

— Так точно! — ответил капитан.

Мужчина достал из кармана потрепанный блокнот.

— Полевая почта № 37212? — уточнил он.

— Так точно!

— Проходите в казарму переменного состава. Там вас ждет представитель штаба округа, — показал он нам на продолговатый желтый барак.

Чуть позже мы узнали, что это был начальник производства завода Василий Дмитриевич Страмнов. Он оказался очень требовательным, способным организатором и отлично знающим бронетанковую технику человеком.

Чтобы попасть в казарму, надо было пройти почти всю территорию завода. Нетрудно было понять, что работа тут кипит: шум станков, скрежет кранов, стук молота, рев моторов. Одни танки после ремонта сходят с конвейера, другие — возвращаются после испытаний. Вид у каждого рабочего усталый, осунувшийся, серьезный.

Мы остановились возле ожидающих ремонта поврежденных машин.

— Обратите внимание на башни. Истыканы десятками снарядов, а пробоин почти нет, — проговорил капитан Урсов.

— Факт, наша броня намного крепче гитлеровской, — заметил я.

— Это верно, — согласились все.

Неподалеку была свалка разбитых желто-полосатых немецких танков. Туда мы не стали заходить — насмотрелись досыта на фронте.

В казарме двумя шеренгами стояли только что прибывшие экипажи. Их инструктировал майор в ладно сшитой, стального цвета шинели.

— Самое главное для механиков-водителей — эксплуатация и уход за техникой! Возьмите себе в привычку: прежде чем сесть за рычаги, обязательно осмотрите машину. Независимо от обстановки постарайтесь найти для этого время, — твердил майор.

Мне показался очень знакомым его голос. Вспомнить не успел: нас вызвал офицер отдела кадров Московского военного округа. Побеседовав с некоторыми офицерами, спросил у меня:

— У вас глаза целы? — при этом внимательно разглядывал мое лицо со следами ранения.

— Зрение нормальное, — ответил я ему.

— А ну, прочтите сообщение Совинформбюро, — предложил мне подполковник.

Я прочел как полагается. Потом кадровик сказал:

— Предлагаю вам, товарищ Семенов, остаться в Москве на этом заводе. Выбирайте любую должность взводного: танкоремонтного, демонтажного, автотракторного…

«Наша армия наступает на всех фронтах, а я должен сидеть в Москве», — мелькнула мысль, и я наотрез отказался. Только отошел от кадровика — слышу:

— Здравствуй, Коля! Боевой друг по защите Ленинграда. Полагаю, приехал за машиной с экипажем. Выбирай любой. Экипаж — ребята, что надо! — улыбаясь, толкнул меня в плечо подошедший сзади майор.

Поправив сдвинутую пилотку, поднял голову и вижу: передо мной стоит бывший наш помпотех батальона майор Иван Макарович Голушко. После блокадного пайка заметно поправился.

— Отойдем в сторону, присядем и поговорим. Тороплюсь. К концу рабочего дня надо явиться к начальнику штаба Бронетанковых войск, понятно? — Когда майор расстегнул шинель, на его гимнастерке блестели три ордена.

— Понятно, понятно…

— Знаешь, кто начальник штаба?

— Не имею понятия, Иван Макарович.

— Генерал Павел Ильич Пинчук.

— Бывший наш комбриг?

— Точно, он.

— Ну, что ж, мы очень любили его. Знали и тогда, что он долго не засидится в бригаде. Меня, может, и вспомнит, если ему напомните кое-что.

— А что? — поинтересовался майор.

— Летом сорок второго во время тактических занятий на Карельском перешейке я прыгнул на идущую с большой скоростью «бетушку» и повис на стволе пушки. А он тогда был начальником штаба бригады. Заметив такое, подбежал. Но я уже был в машине. Приказал вылезать. «Ну, погоди, проучу тебя, ловкача. Мог же сорваться и — под танк!» — подкручивая свои усы, грозил он тогда мне.

— Похоже это на Павла Ильича, — засмеялся Голушко.

Иван Макарович на Невском пятачке был тяжело ранен в руку. Поэтому я спросил:

— А как теперь с рукой, беспокоит?

— В общем-то ничего. Правда, иногда ломит. Думаю, со временем перестанет.

Рассказывал о лечении в госпитале, окончательном прорыве блокады Ленинграда, о том, что после был направлен в танкоремонтную базу начальником, а теперь — замкомандира учебно-танкового толка.

— Желаешь, поедем ко мне, — предложил он.

— Нет, Иван Макарович, тянет на фронт. После шестимесячного лечения в госпитале попал в гвардейскую часть. Этому был очень рад. По сей день еще, кажется, пахнет лекарством. Когда лежал в тяжелом состоянии, вроде, не чувствовал, а как стал передвигаться, чутко реагировал на медикаменты.

— Ладно, будет тебе. Знаю сам, чем пахнет в госпитале, — перебил меня Голушко.

Вспомнили боевых товарищей.

— Ну, что ж. Встречей доволен. По секрету: скоро будешь воевать на новенькой машине. Хороша по всем статьям, — опять улыбнулся Иван Макарович, и мы, обнявшись, попрощались.

Вечером в конце смены начальник завода генерал Савинов пригласил нас на заводскую планерку. Вначале уточнялись: явка на работу, есть ли жалобы на питание, медицинское обслуживание. Докладывали начальники цехов, замполит капитан С. И. Рузов, парторг С. С. Гипсман, комсорг лейтенант Смирнов, председатель местного комитета. Затем, достав из кармана свою книгу-график, сделал сообщение начальник производственного отдела.