Этническая история Беларуси XIX — начала XX века - [41]
Различия касаются, в частности, соотношения еврейского и «христианского» населения в структуре основных городских сословий. Так, согласно окладной книге за 1817 г. евреи составляли 13,9 % купеческого сословия Украины (на Беларуси 72,8 %) и 55,1 % мещан (78,9 %) [подсчитано автором по 160]. При этом ситуация в Волынской и Подольской губерниях была схожа с белорусской, евреи составляли 63,8 % купцов и 87,3 % мещан. А в Полтавской, Черниговской и Екатеринославской губерниях евреи составляли лишь 5,0 % купцов и 17,6 % мещан.
Следующее, не менее важное отличие — это наличие значительного по численности формально свободного сельского населения, официально именовавшегося как «малороссийское казачество» (всего в 1817 г. 13,86 % податного населения, или 496 тыс. чел. мужского пола). При этом в Полтавской губернии казаки составляли 42 % податного населения, в Черниговской — 30 %, Екатеринославской — 16,3 %, Херсонской — 8,3 %. Согласно данным окладной книги за 1834 г. численность «малороссийских казаков» почти не изменилась (498 тыс. чел.), а удельный вес начал снижаться — до 12,35 % податного населения. К 1858 г. почти все малороссийские казаки были превращены в казенных крестьян, что, хотя и не означало значительного изменения их материального положения, однако в социальном отношении было достаточно чувствительным ударом.
Следующее отличие Украины — это удельный вес крепостных крестьян. В целом в начале XIX в. он мало отличался от аналогичного показателя в Беларуси: соответственно 55,6 % и 57 %. Однако в различных регионах Украины этот показатель значительно варьировал. В Правобережьи — от 86,9 % в Киевской губернии до 61,4 % в Подольской, в Левобережьи — 47 %, в Харьковской и Екатеринославской губерниях — 41 % податного населения (по данным за 1817 г.). К 1834 г. между Украиной и Беларусью появились уже заметные различия. Удельный вес крепостных крестьян в структуре податного населения составил соответственно 56,85 % и 64,8 %. При этом значительное сокращение удельного веса крепостных крестьян произошло в Киевской и Волынской губерниях (до 73 % от иодатного населения) [161]. К 1858 г. численность крепостного населения в Украине сократилась еще больше — до 44,24 %, в том числе в Правобережьи — в среднем до 58 % , Левобережьи — до 37 %, в Харьковской и Херсонской губерниях до 30 и 31 % соответственно [83, с. 94]. К этому необходимо добавить, что в Левобережьи крепостное право было утверждено лишь в конце XVIII в.
Показателем социальной мобильности, как уже говорилось выше, может считаться наличие крестьян в структуре городского населения. По этому критерию Украина также значительно отличалась. И если в Волынской (6,23 %) и Подольской (1,6 %) положение мало чем отличалось от Беларуси, то в губерниях Левобережья и Слобожанщины ситуация была принципиально другой.
В городах Полтавской губернии крестьяне составили 31,4 % населения, Черниговской — 23,1 %, Харьковской — 56,5 %, Екате-ринославской — 19,2 %.
Таким образом, по ряду чрезвычайно существенных показателей этносоциальной и конфессиональной структуры населения ситуация в Украине, и особенно в Левобережьи, в значительно большей степени благоприятствовала зарождению национальной консолидации. Именно с этой точки зрения необходимо рассматривать социальную роль «памяти о Гетманщине». Не как наличие общего мифа, а как памяти о реальной ситуации, изменение которой привело к значительному ухудшению положения многочисленных групп населения — крестьян и казаков.
Другим, а, возможно и более значимым на этом этапе, фактором стало наличие университетских центров (в Харькове с 1805 г. и Киеве с 1845 г.). Их существование создавало необходимую среду для формирования национальной идеологии. Не менее важно и то, что в совокупности с особенностями этносоциальной структуры наличие университетов обеспечило куда большие возможности для социальной мобильности личностей, непосредственно связанных с народной культурой. В данном случае достаточно показательно, что социальное происхождение П. Кулиша (из семьи вольных крестьян) и Н. Костомарова (сына русского помещика и украинки-крепостной) не стало преградой их академической карьере [38, с. 36]. Более того, все это вместе взятое обеспечило наличие ситуации, позволившей не только раскрыться таланту Т. Шевченко, но и стать социально значимым явлением. В то же время отсутствие таких условий в Беларуси с наглядностью проявилось в судьбе П. Багрыма.
Отсутствие сопоставимых статистических данных по Западной Украине не позволяет с достаточной степенью надежности сопоставлять ее с ситуацией в Беларуси. Во многом она была схожей, хотя удельный вес польского населения был значительно выше. На протяжении всего XIX в. украинцы составляли 65 % населения региона, поляки — 20 %, евреи — 10 %. Такую картину представляет Я. Грицак со ссылкой на украинских и американских исследователей [38, с. 22]. Так же как и белорусы, украинцы в основном были сельскими жителями и крестьянами. При этом успехи национального движения объясняются наличием униатской церкви, предохранявшей украинцев от ассимиляции и обеспечивавшей хотя бы минимальные условия для социальной мобильности. В этой связи уместно еще раз остановиться на утверждении Р. Радзика о том, что именно ликвидация униатства в Беларуси фатальным образом затормозила развитие национальной консолидации. На наш взгляд, дело не только в самом униатстве, в том месте, которое оно занимало в системе социальных и политических отношений в Галиции и Австрийской империи в целом. Речь идет, в том числе, о политике Марии-Терезии по отношению к униатам, включая уравнение их прав с католиками, развитие униатского образования. К этому необходимо добавить и тот факт, что благодаря реформам Иосифа II крестьяне стали лично независимыми от помещиков. А личная свобода крестьянства является одним из необходимых факторов развития национального движения. Именно этим следует объяснить то, что сохранение униатской церкви в Правобережной Украине в первой половине XIX в. не дало сколько-нибудь сопоставимых с Галицией результатов. Более того, этот регион в национальном отношении вообще оставался пассивным.
В брошюре в популярной форме вскрыты причины появления и бытования антисемитизма, показана его реакционная сущность.
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.