Этническая история Беларуси XIX — начала XX века - [29]

В свете приведенных данных представляется достаточно очевидным, что речь идет действительно о зарождении национального движения. Необходимо отметить, что М. Бобровский и И. Данилович родились и выросли в семьях униатских священников на Белосточчине — территории белорусско-польского пограничья. Хорошо известно, что у населения пограничных регионов, даже в условиях традиционного общества, самосознание выражено более четко, чем в глубине этнического массива. Пробуждению национального сознания содействовала и социальная ситуация. Напомним, что М. Грох считает условием успешного развития национального движения «принципиальное наличие вертикальной социальной мобильности, как минимум для некоторого числа представителей недоминантной группы (такая возможность была обеспечена самим существованием Виленского университета. — П. Т.), а также конфликта между выходцами из среды недоминантной группы, с одной стороны, и замкнутого, наподобие касты слоя элиты, которая сохраняла наследственный контроль над наиболее важными позициями в государстве, с другой» [359, с. 86, 87]. Не вызывает сомнения и возможность формулирования политической программы восстановления Великого княжества Литовского. Известно, что такие проекты разрабатывались накануне войны 1812 г. [49, с. 91-96]. Крупной заслугой М. Бобровского стала публикация Супрасльской летописи. Собиранием и публикацией исторических и юридических документов по истории Беларуси XVI-XVIII вв. занимался И. Данилович.

Вместе с тем существуют материалы, которые явно противоречат всем предшествующим рассуждениям. Известно, что большая часть трудов М. Бобровского так и не была напечатана. Анализ же того, что увидело свет, плохо сочетается с представлением о нем как о белорусском «будителе». Мы остановимся на комментариях М. Бобровского к опубликованной им же статье хорватского священника М. Совича «Рассуждения о неспособности славянского литературного языка в Далмации». Пафос работы М. Совича заключался в том, что старославянский язык достаточно понятен подавляющему большинству носителей славянских диалектов, а создание новых литературных языков, например, далматинского или иллирийского, дело бесперспективное. «Где же найдутся две округи, не говоря уже о протяженных провинциях Иллирии, или самой Далмации, в которых был бы одинаковый гражданский диалект», ... «можно ли найти хотя бы двух писателей далматинских, которые достигли бы между собою согласия в орфографии и словах» [396, с. 213]. В своих комментариях М. Бобровский продолжил тему М. Совича рассуждениями о причинах упадка старославянского языка на Литве. «Когда в Литве в дела дипломатические и Трибуналов был введен диалект белорусский, когда Ска-рына перевел на тот же диалект Святое Писание, когда Корона, получив верховенство над Литвой польским языком господствовать начала, когда для разожженного соперничества между религиозными исповеданиями начато было уже и на белорусском, уже и малорусском диалекте и червоннорусском, с примесью польского, писание книг полемичных, проповедей, катехизисов и других произведений духовных ...как же мог не измениться древний язык» [396, с. 406]. В своем стремлении к возрождению старославянского языка М. Бобровский предлагал даже польский язык перевести на кириллический алфавит, так как «не все, однако, определения звуков соответствуют звучанию польского языка» [396, с. 301]. Вообще М. Бобровскому представлялось, что «введение в школы и семинарии этого первоначального языка без сомнения воскресит сам язык» [396, с. 404]. Он также предлагал составить общий сравнительный словарь всех славянских диалектов, который должен иметь в основе древний язык славянский, как мать этих диалектов» [396, с. 406].

Примерно в это же время, в 1827-1829 гг. в письмах к Й. Лелевелю М. Бобровский делает несколько саркастических замечаний по отношению этнической идентичности И. Даниловича. Так, в письме от 11.07.1827 г. он пишет о встрече «с подлесяниным (так он часто называл И. Даниловича в своих письмах), который, как видно, полностью схохлился или также оказачел». В этом же письме М. Бобровский сообщает, что не злится на И. Даниловича, хоть последний и «происходит из национальности хохлацкой» [239, с. LXXXLIV-LXXXLV]. В следующем письме от 20.11.1828 г. он пишет, что «падлесяк между казаками целиком оказачел. Хорошо было бы, если бы он женился, но не на казачке» [239, с. LXXXVII]. А в письме, написанном в ноябре 1829 г., он выражал надежды на некоторые обстоятельства, которые помогут «перетащить Игната со столицы хохлов до столицы Ягеллонов» [239, с. LXXXVII].

Естественно, возникает вопрос: каким образом все это сочетается с представлением о М. Бобровском и И. Даниловиче как о зачинателях белорусского национального возрождения. Сознание, в том числе и этническое, любого человека подвержено изменениям. Особенно это характерно для периода становления национальной идентичности. М. Бобровский, например, в письмах к Й. Добровскому, Й. Циммерману и Й. Лелевелю чаще всего (в четырех случаях) обозначал себя как «русин» («Ruthenus») и один раз как «поляк» («Polonus»). Характерно, что название «русин» употреблялось им как однопорядковое «мазуру» (так он шутливо называл Й. Лелевеля и «падлесянину» [239, с. XLVIII, LXXXVI, XCVII]. Добавим к тому точку зрения П. Бобровского о том, что его дядя «принадлежал к древнему роду чернорусских славян» [19, с. 12].