Этика и материалистическое понимание истории - [47]

Но если мы присмотримся ближе, мы увидим, что это кажущееся единство нравственного идеала разных исторических периодов весьма поверхностное, и что за ним скрываются глубочайшие различия в общественных интересах, которые соответствуют различиям общественного положения.

Сравним только христианство, французскую революцию и современную социал-демократию, и мы найдём, что свобода и равенство означают в каждом случае нечто совершенно особенное, сообразно их отношению к собственности и производству. Первоначальное христианство требовало равенства собственности в том смысле, что для него нужно было её равное разделение в целях потребления. Под свободою же оно понимало освобождение от всякого труда, подобно лилиям в поле, которые не прядут, не ткут, и, всё же, радуются своей жизнью.

Французская революция, в свою очередь, понимала под равенством — равенство в праве на собственность. Частную собственность она считала священной. Истинной же свободой для неё была свобода возможно более производительного употребления, по собственному почину, своего имущества в сфере экономической жизни.

Наконец, социал-демократия и не присягает частной собственности, и не требует её разделения. Она требует её обобществления. Равенством же, к которому она стремится, является одинаковое для всех право на продукты общественного труда. Наконец, общественная свобода, которой она требует, не представляет собою ни освобождения от труда, ни свободы распоряжаться по произволу средствами производства или производить; она означает ограничение необходимого труда привлечением к труду всех к нему способных и самым широким применением сберегающих труд машин и приёмов их. Таким образом, необходимая работа, которая не может быть свободной, но необходимо требует общественного упорядочения, должна быть доведена для каждого до минимума, и каждому человеку должно быть обеспечено достаточное количество свободного времени для свободной художественной и научной деятельности, для свободного наслаждения жизнью. Общественная свобода — мы здесь отвлекаемся от политической — благодаря возможному сокращению необходимого рабочего времени — вот свобода, которую предполагает современный социализм.

Ясно, что один и тот же нравственный идеал свободы и равенства может охватить весьма различные общественные идеалы. Внешнее единство нравственного идеала различных времён и стран является не следствием какого-либо независимого от пространства и времени нравственного закона, который проникает в человека из какого-либо сверхъестественного мира, а следствием только того, что при всех общественных различиях основные черты классового господства остаются в человеческом обществе всегда одинаковыми.

Однако, новый нравственный идеал может возникнуть не только из классового противоречия. И среди консервативных классов могут встречаться отдельные индивидуумы, связанные в общественном смысле весьма слабо со своим классом и не обладающие классовым сознанием. Но они обладают при этом сильными социальными инстинктами и добродетелями, которые отвращают их от всякого лицемерия и цинизма, и располагают большой интеллектуальной силой, которая позволяет им понять противоречие между старыми моральными предписаниями и общественными потребностями. Подобные индивидуумы должны тоже прийти к построению для себя новых нравственных идеалов. Но будут ли эти идеалы обладать общественной силою, это зависит от того, выльются ли они в классовые идеалы или нет. Всякий нравственный идеал может оказывать полезное действие только как жизненная сила классовой борьбы, ибо только классовая борьба, а не особенное стремление самостоятельного протеста, обладает силой двигать общество по пути дальнейшего развития и приспособлять к потребностям более развитых производительных сил. И только изменение общества создаёт почву для осуществления идеала.

Конечно, в том требовании, чтобы нравственный идеал никогда не был достигнут, заключалось до сих пор своеобразное несчастье. Это легко понять, если взглянуть на его происхождение. Нравственный идеал является комплексом желаний и стремлений, вызванных противоречием существующему состоянию. Как жизненная сила классовой борьбы, как средство объединения и возбуждения сил прогрессивных классов к борьбе с существующим, он представляет могучий рычаг для ниспровержения этого существующего. Но новое общественное состояние, которое становится на место старого, зависит не от образования нравственного идеала, а от данных материальных условий, техники, естественной среды, соседей и предков существующего общества и т. д.

Новое общество могло, следовательно, легко отклониться от нравственного идеала того общества, которое приняло его, и тем скорее это могло случиться, чем меньше связано было нравственное негодование с познанием этих материальных условий. Идеал и до сих пор кончался всегда похмельем, оказывался иллюзией после того, как он выполнял свои исторические обязанности и пробуждал стремление уничтожить старые идеалы.

Мы видели выше, как в консервативных классах обнаруживается противоречие между нравственной теорией и практикой, так что для них нравственность представляется чем-то таким, чего требует весь мир, но никто не выполняет, чем-то таким, что свыше сил земных существ, что выполнить дано только неземным существам. Теперь, в революционных классах мы видим противоречие другого рода между нравственной теорией и практикой, противоречие между нравственным идеалом и созданной путём социальной революции действительностью. И здесь тоже нравственность представляется чем-то, к чему стремится весь мир, но чего никто не в состоянии достигнуть, чем-то недоступным для земных существ. Потому, нет ничего удивительного, что этики полагают, что нравственность должна иметь неземное происхождение, наше же животное существо, которое приковано к земле, обречено на то, чтобы мы могли только издали горячо благоговеть перед её образом и никогда не были бы в силах достигнуть её.