Этика и материалистическое понимание истории - [42]

Другие этики ещё далее проводили понимание нравственных норм, как простых привычек, и смотрели на них, как на простые, конвенциональные проявления моды; они опирались на то, что всякая общественная форма, всякая нация, даже всякий класс имеют свои особые нравственные воззрения, которые весьма часто становятся в противоречие с другими, что абсолютно нравственной нормы не существует. Отсюда умозаключали, что нравственность представляет изменчивую моду, которой присягает только бессмысленная филистерская чернь и над которой может и должен возвыситься сверхчеловек, как и над всем стадным.

Но социальные инстинкты вовсе не представляют чего-либо конвенционального; напротив того, они коренятся в человеческой природе, природе человека, как социального животного; и нравственные определения не представляют чего-либо произвольного, ибо они возникают из общественных потребностей.

Конечно, не всегда возможно установить связь между определёнными нравственными воззрениями и общественными отношениями, из которых они возникли. Индивидуум получает нравственные нормы из окружающего его общественного мира помимо всякого сознания их общественных причин. Нравственная норма становится для него привычкой и кажется, затем, достоянием его собственного духовного существа, приобретённым с самого начала, помимо всяких практических оснований. Только научное исследование постепенно установило для ряда случаев отношения между определёнными общественными формами и определёнными нравственными предписаниями; многое относительно этого остаётся пока ещё тёмным. Общественные формы, из которых произошли позднейшие, существующие ещё до сих пор нравственные нормы, лежат часто далеко позади, в седом прошлом. Но, кроме того, для того, чтобы понять нравственное требование, нужно знать не только общественную потребность, которой оно вызвано, но также и тот особый образ мыслей общества, который его создал. Всякая форма производства связана не только с определёнными орудиями, определёнными общественными отношениями, но также и с определённым познавательным содержанием и познавательной способностью, с определённым пониманием следования причины и действия, с определённой логикой, коротко говоря, с определённым образом мышления. Понять прежний образ мышления чрезвычайно трудно, гораздо труднее, чем понять потребности другого, не своего собственного общества.

Связь между предписаниями морали и общественными потребностями показана уже на стольких примерах, что её можно признать за общее правило. Но раз такая связь существует, то изменение в обществе должно влечь за собою и изменение в некоторых моральных определениях. Следовательно, изменение моральных предписаний не только не должно казаться чем-либо странным, но странно было бы, наоборот, если бы с изменением причины не изменялось также и следствие. Эти изменения необходимы, необходимы непосредственно потому, что всякая общественная форма для своей прочности нуждается в определённых приспособленных к ней моральных предписаниях. Насколько различны и неустойчивы нравственные нормы, это хорошо известно. Одного примера будет, поэтому, достаточно для того, чтобы иллюстрировать мораль, отклоняющуюся от морали современного европейского общества.

Фритьоф Нансен в X главе своей «Eskimoleben» даёт весьма интересное описание эскимосской морали, из которой мы и позаимствуем несколько строк.

«Одной из самых прекрасных и замечательных особенностей характера эскимоса является, конечно, его честность… Для эскимоса особенно важно то, что он может положиться на своих ближних и соседей. Но для того, чтобы такое взаимное доверие постоянно сохранялось — без чего немыслимо никакое объединение сил в борьбе за существование — необходимо, чтобы каждый человек поступал по отношению к другим честно… По тому же самому они, и особенно мужчины, неохотно лгут друг другу. Трогательным доказательством этого служит следующая описанная Далагером черта: «Когда эскимосы хотят описать другому какую-либо вещь, они остерегаются выставить её в более блестящем виде, чем она есть. И когда кто-нибудь хочет купить вещь, не видавши её, то продавец описывает её всё же несколько хуже, чем она есть, даже в том случае, когда он сам хочет от неё отделаться».

До морали рекламы ещё не додумались эскимосы. Конечно, всё это касается только их отношений между собою. По отношению же к чужеземцам они не так строги.

«Драк и подобных дикостей между ними не бывает. Убийство равным образом случается редко» и бывает следствием не экономических раздоров, а любовных связей. «Они считают бесчеловечным убивать своих близких. Поэтому война в их глазах является чем-то непонятным и достойным презрения; их язык не имеет даже слова для этого; а солдаты и офицеры, которые выучены ремеслу убивать людей, им кажутся простыми человекоубийцами». Чаще всего гренландцы грешат против нашей шестой заповеди… «Добродетель и целомудрие не пользуются в Гренландии большим уважением. Многие (на западном берегу) не считают особенным позором, если незамужняя девушка имеет ребёнка. Когда мы находились в Годтаабе, по соседству с нами были две беременные девушки; они не скрывали этого обстоятельства… и казалось, даже гордились этим явным знаком того, что они не были отвергнуты. Но и на восточном берегу, — говорит Хольм, — не считается позором, если родится внебрачный ребёнок»…