Эти отвратительные китайцы - [11]
Главный вопрос, не дающий мне покоя: как случилось, что Китай до сих пор не стал великой державой? Ведь у нас было для этого все необходимое. Значит, существуют негативные факторы, более весомые, чем вся совокупность факторов позитивных. Хотя у меня не было серьезного учителя истории и я, что называется, образовывал себя сам, причем в условиях кустарного производства (смех в зале), тем не менее учился я очень прилежно.
Сейчас я хотел бы ознакомить вас с результатами этого кустарного производства, предложив вашему вниманию некоторые выводы и наблюдения. Прошу присутствующих вносить поправки и высказывать замечания в случае несогласия.
Мне только что вспомнилась одна история. Некая крупная американская компания отправила своего сотрудника в Европу для ознакомления с организацией производства, методами работы и т. п. Он пробыл там несколько месяцев и по возвращении представил подробный отчет на двухстах с лишним страницах о том, что европейские фирмы отстают во всех отношениях, прежде всего по части технологий и администрирования, и ни в чем не достигают американского уровня. Доклад был передан в правление, и вскоре совет директоров уволил беднягу. Председатель совета директоров объяснил дело так: «Целью вашей поездки было выявление преимуществ, а не отсталости европейских предприятий. О своих сильных сторонах мы отлично осведомлены, о них незачем распространяться. Вам требовалось узнать, в чем европейцы нас опережают, и, тем самым, увидеть наши недостатки. Только так достигается развитие. В самовосхвалении нет никакого проку, более того, оно вредно: появляется самодовольство, люди начинают работать спустя рукава, и все кончается банкротством»… Вот и я сегодня буду говорить не о достоинствах китайцев, а о проблемах, которые, на мой взгляд, мешают прогрессу.
Днем я обедал с друзьями, речь зашла о проблемах образования, и тут мои собеседники сразу погрустнели: у всех у них детям вскоре предстоит поступать в университеты, что связано с огромными расходами. При этом я, кстати, совершил маленькое открытие: китайцы, даже те, что живут очень стесненно, всегда отправляют детей учиться — вопреки всем лишениям и трудностям. Что само по себе серьезное достижение: в некоторых странах образование не считается первейшей необходимостью…
Итак, назову первую проблему. Хотя история Китая и насчитывает пять тысяч лет, все эти пять тысяч лет феодализм, уничтожавший человеческое достоинство, лишь набирал силу. Некогда, в эпохи Чуньцю и Чжаньго[20], слуги и господа общались как равные, правители и министры сидели на одной циновке. Но во II веке до нашей эры, в эпоху Западная Хань, советник Шу Суньтун[21] разработал придворный этикет. В то время страной правил император Лю Чэ>[22], а у власти стояли конфуцианцы. Согласно новым правилам, императора должен был окружать ореол величия, торжественности и даже страха. Теперь он принимал министров лишь в присутствии охраны; если кто-либо из придворных во время аудиенции нарушал этикет, например поднимал голову не тогда, когда полагалось, его подвергали суровому наказанию. Все это привело к отдалению правителей от простого народа — между ними раз и навсегда установилась огромная дистанция. Какое-то время у министров еще оставался некоторый контакт с императором, но с наступлением эпохи Сун от всего этого ничего не осталось. Дни, когда император и его советники могли сидеть рядом и непринужденно беседовать, ушли навсегда. Вроде бы реформа Шу Суньтуна носила вполне частный характер, однако символическое ее значение оказалось огромно: расстояние между господином и слугой, чиновником и простым человеком становилось все больше и больше.
В XIV веке с наступлением эпохи Мин идее ценности человеческой личности был нанесен последний и сокрушительный удар — никто не ожидал, что император проявит такую жестокость к подданным. Минская династия установила новую систему отношений, в основе которой лежал принцип «государь — отец народа», что означало: твой правитель должен быть тебе так же дорог, как родной отец. Одним из самых страшных следствий этой косной идеологии стало явление, называемое тинчжан[23]. Будь ты первым министром или мелкой сошкой, если вышестоящий считал, что ты нарушил то или иное установление, он был вправе избить тебя до смерти в любом официальном месте: при дворе, в суде — где угодно. Такая система наказаний, узаконенная «отцом народа», фактически уничтожила самоуважение китайцев, исковеркала их чувство человеческого достоинства, для проявления которого оставался один лишь способ: молча сносить удары гулявших по спине палок. (Смех.) Самые гордые из придворных упирались головой в землю, чтобы без стонов сносить боль: зачастую они стирали бороду в кровь, но не издавали ни звука. Другой возможности выразить протест не существовало.
Мы часто говорим, что китайцы обладают невероятным влиянием: все народы, вторгавшиеся на территорию Срединного царства, в конце концов «окитаивались» — тому есть множество примеров. Возьмем самый ранний из них: в эпоху Северной Вэй[24] император Сяо-вэнь Ди, именовавшийся Тоба Хуном, произвел ряд реформ и стал править на китайский манер. Еще один яркий пример — маньчжуры, повторившие опыт Тоба Хуна. А ведь оба эти события произошли в период крупнейших иностранных вторжений! Но и тогда последнее слово оставалось за китайцами. Впрочем, не стоит забывать, что, заимствуя китайскую культуру, пришельцы в первую очередь усваивали самые косные ее черты, поэтому результат был неутешительным. После того как процесс ассимиляции завершался, пришлые народы не становились сильнее, напротив — приходили в упадок. Так, император Тоба Хун запретил сяньбийцам говорить на родном языке, а исконные их фамилии велел заменить китайскими. Кроме того, он позаимствовал китайскую удельную систему, дворцовый этикет и социальный строй, при котором сословное положение стало передаваться по наследству. Всего этого раньше не было в сяньбийском мире. Сяньбийцы издревле были вольными кочевниками, людьми с открытым характером, не знавшими такого отчуждения, какое царило в феодальном обществе, а теперь некая чужеродная сила последовательно разрушала давнюю гармонию.
Опубликовано в журнале «Левая политика», № 10–11 .
"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/.
«Почему я собираюсь записать сейчас свои воспоминания о покойном Леониде Николаевиче Андрееве? Есть ли у меня такие воспоминания, которые стоило бы сообщать?Работали ли мы вместе с ним над чем-нибудь? – Никогда. Часто мы встречались? – Нет, очень редко. Были у нас значительные разговоры? – Был один, но этот разговор очень мало касался обоих нас и имел окончание трагикомическое, а пожалуй, и просто водевильное, так что о нем не хочется вспоминать…».
Деятельность «общественников» широко освещается прессой, но о многих фактах, скрытых от глаз широких кругов или оставшихся в тени, рассказывается впервые. Например, за что Леонид Рошаль объявил войну Минздраву или как игорная мафия угрожала Карену Шахназарову и Александру Калягину? Зачем Николай Сванидзе, рискуя жизнью, вел переговоры с разъяренными омоновцами и как российские наблюдатели повлияли на выборы Президента Украины?Новое развитие в книге получили такие громкие дела, как конфликт в Южном Бутове, трагедия рядового Андрея Сычева, движение в защиту алтайского водителя Олега Щербинского и другие.
Курская магнитная аномалия — величайший железорудный бассейн планеты. Заинтересованное внимание читателей привлекают и по-своему драматическая история КМА, и бурный размах строительства гигантского промышленного комплекса в сердце Российской Федерации.Писатель Георгий Кублицкий рассказывает о многих сторонах жизни и быта горняцких городов, о гигантских карьерах, где работают машины, рожденные научно-технической революцией, о делах и героях рудного бассейна.
Свободные раздумья на избранную тему, сатирические гротески, лирические зарисовки — эссе Нарайана широко разнообразят каноны жанра. Почти во всех эссе проявляется характерная черта сатирического дарования писателя — остро подмечая несообразности и пороки нашего времени, он умеет легким смещением акцентов и утрировкой доводить их до полного абсурда.
Раздел «In memoriam» посвящен столетию со дня рождения классика французской литературы Альбера Камю (1913–1960). Говоря об истории его творческого наследия в России, переводчик и автор вступления ученый Борис Дубин пишет: «…как минимум два читательских поколения в „самой читающей стране мира“ были этого богатства лишены. Такой „прочерк“ не проходит бесследно для культуры…», и далее — о «зауженных горизонтах и обобранной судьбе самих этих поколений». Здесь же — набросок предисловия А. Камю к книге Симоны Вейль и фрагмент эссе «Первая улыбка мира» польского писателя Марека Заганчика (1967), где автор поминает путевые дневники Камю.
Номер открывается повестью классика немецкой литературы ХХ столетия Эрнста Юнгера (1895–1998) «Африканские игры». Перевод Евгения Воропаева. Обыкновенная история: под воздействием книг мечтательный юноша бежит из родных мест за тридевять земель на поиски подлинной жизни. В данном случае, из Германии в Марсель, где вербуется в Иностранный легион, укомплектованный, как оказалось, форменным сбродом. Новобранцы-наемники плывут в Африку, куда, собственно, герой повести и стремился. Продолжение следует.
Американский прозаик Джордж Сондерс (1958). Рассказ «Десятого декабря». Мальчик со странностями наверняка погибнет в пустом зимнем лесопарке. На его счастье в том же месте и в то же время оказывается смертельно больной мужчина, собравшийся свести счеты с жизнью.
Жан Фоллен (1903–1971) практически неизвестен в России. Нельзя сказать, что и во Франции у него широкая слава. Во французской литературе XX века, обильной громкими именами, вообще трудно выделиться. Но дело еще в том, что поэзия Фоллена (и его поэтическая проза) будто неуловима, ускользает от каких-либо трактовок и филологического инструментария, сам же он избегал комментировать собственные сочинения. Однако тихое, при этом настойчивое, и с годами, пожалуй, все более заметное, присутствие Фоллена во французской культуре никогда не позволяло отнести его к писателям второстепенным.