Эти непонятные корейцы - [12]

Проблема заключается, однако, в том, что с приходом на корейскую землю западных этических норм собачьи рестораны и рынки собачины оказались как бы на полулегальном положении. Считается, что ресторанов этих как бы нет, а посему никакого гигиенического контроля за этой сферой со стороны государства не ведется. Уже были зарегистрированы случаи заболевания посетителей ресторанов, где подается собачина. Причина — отравление недоброкачественными продуктами.

В корейском парламенте на повестку дня неоднократно выносился вопрос: что же делать с любителями собачьего мяса?

Казалось бы, самое разумное — легализовать старую традицию, отделив домашних питомцев от мясных собак. Это и предлагали некоторые умеренные члены парламента. Однако им противостоят более молодые депутаты прозападной ориентации, в частности от партии зеленых, которые эмоционально утверждают, что есть собак — лучших друзей человека! — моральное преступление, ни больше ни меньше. Судя по молодому и здоровому напору, с которым проводятся эти выступления, питаются гуманисты хорошо и белок в их рационе наверняка присутствует — свиной или говяжий.

Что бы ни говорили сейчас молодые корейцы, очеловечивание собак, которое свойственно испокон веков западной культуре, для традиционной корейской культуры чуждо. И никакого преступления в этом я лично не вижу, хотя сама являюсь страстной любительницей собак и собачину по этой причине есть, конечно, не стану. Мне кажется, чтобы с полным правом осуждать корейцев за поедание собак, надо быть строгим вегетарианцем. Для мясоедов же это вопрос не этики, а традиции. Ведь не испытывает же Запад комплекса неполноценности перед индуистами, для которых бифштекс — это тоже попрание всего святого. Наоборот, во время визита Путина в Индию местное правительство стыдливо прятало от белого человека своих священных коров. Вот он, евроцентризм в действии…

Что же касается перспективы поедания собак в Корее, то очень может быть, что следующему поколению корейцев сама мысль о том, что собаку можно съесть, покажется дикой. К этому, кажется, идет дело. На данном же этапе с этой национальной традицией приходится считаться даже самым решительным реформаторам.

Интересно, кстати говоря, отношение сахалинских корейцев к собачине. Они тоже свято верят в ее ценность и используют как средство для восстановления сил после болезни. Однако, как рассказывали мне, едят они собаку не со своего двора, а с соседского (а соседи, наоборот, их собаку). Считается (думаю, не без русского влияния), что есть свою собаку нельзя, в собаке заключен дух дома.

Поделись конфетою своей…

Еда, бесконечная еда и разговоры о еде. Полки книжных магазинов, заполненных книгами кулинарных рецептов и изданными чуть ли не на гербовой бумаге списками ресторанов страны.

Включаешь телевизор, и по какому-нибудь из каналов кто-нибудь обязательно ест. Сплошной культ еды, повсеместная жратва, вездесущее потребление, никакой духовности… Так может охарактеризовать Корею впопыхах русский критик. И ошибется.

Потому что культ еды здесь есть, а вот культа эгоистического потребления нет. От последнего есть сильное противоядие — духовная крестьянская, по сути дела, общинная культура, которая сохранилась и сохраняется усилиями всех воспитательных учреждений Кореи. Ее основной постулат — поделись. Поделись едой с голодным. Раздели трапезу с другом. Угости сладостями соседского ребенка.

Этот принцип действует в Корее безоговорочно и повсеместно. Как-то мне пришлось долго ждать автобуса на остановке, где кроме меня мерзло еще несколько человек. Рядом, под навесом, продавались горячие пирожки с бобовой пастой. Один из моих товарищей по несчастью, пожилой кореец, вдруг подошел к ларьку, купил пакет с десятью пирожками и… раздал нам всем по штуке, не забыв, конечно, и себя. Его поступок не вызвал у людей никакого удивления — дескать, чудит дед. Нет, все спокойно поблагодарили и начали есть.

Молодые люди в Корее воспитаны в той же традиции. В университете на перемене между лекциями студенты обычно забегают в буфет — за печеньем, конфетами. И никто никогда не ест принесенное в аудиторию один, обязательно поделится если не со всеми, то уж обязательно с сидящими рядом. Есть в одиночку нельзя, это некрасиво, это стыдно. Когда кореец говорит: «Он ест потихоньку, украдкой от всех», — то это в его устах звучит как характеристика плохо воспитанного, малокультурного, потенциально непорядочного человека.

…Сажусь в междугородний автобус. Мое место — рядом с ветхой, почти черной от солнца корейской бабушкой-крестьянкой.

Она собирается есть вареную кукурузу, но, увидев меня, разламывает початок и протягивает мне половину: «На! Ешь!»

Было что-то необыкновенно трогательное в этой бабушке с кукурузой, в ее жесте, исполненном бесхитростной доброты. В этой старой, как мир, традиции человеческого общежития. Сейчас в западных странах эта традиция быстро исчезает. Те же студенты в аудиториях австралийского университета достают свои гамбургеры у всех на глазах и жуют в одиночку, даже не подумав, что кто-то рядом может быть голоден. Каждый сам отвечает за свой желудок. В интернациональном детском садике в Сеуле, куда ходила моя дочка, воспитательница-американка внушала детям перед завтраком: «Все, что принесли с собою, вы должны съесть сами. Не делитесь пищей с соседями!» Дело в том, что среди ее воспитанников было много корейских детишек и делиться пищей для них было естественно — так они привыкли в семьях. То и дело в коробочке из-под завтрака у дочери я обнаруживала то «не нашу» колбасу, то чужие рисовые печенья. Откуда? «Это меня Лайза Ким (Джеймс Пак, Стефани Чон и т. д.) угостила», — следовал обычно ответ.