Этажи села Починки - [19]

— Ну, говори, что ты, как ты? — Митрий пытался побороть волнение, старался взять себя в руки. — Я вот живу так же, работаю… Семья…

— Знаю, — прервала она его. — Валентина мне рассказывала обо всех наших, в том числе и о тебе.

— Ты-то как?..

— Приехала вот. — Митрий заметил: она волновалась не меньше его. — Отца похоронили без меня.

— Знаю.

— Теперь с мамой буду жить. Старенькая она стала, да и больна. Еду вот в район. Фельдшером думаю работать.

— А я — лечиться…

Наташа улыбнулась, но улыбка ее на этот раз получилась горестной.

Митрий слышал, что с мужем она разошлась, но спрашивать об этом не стал. Только сожалеючи произнес:

— Эх, Наташенька, я и до сих пор жалкую, что жизнь у меня не с тобой сложилась…

— Знать, не судьба, Митя, — нижняя пухлая губа ее красивого рта заметно дрогнула.

— Я думаю, нам надо встретиться, поговорить.

— Нет, Митя, милый, не надо. Тут сразу из мухи слона раздуть могут. Да и ни к чему…

— Надо, — умоляюще произнес он.

— Ушло наше с тобой время, истекло…

— А если я…

— Нет… Спасибо, что я буду хоть изредка видеть тебя. Прощай, вон уж автобус мой идет. — Она легонько махнула рукой.

Митрий вскочил на сиденье, и его машина, выстреливая сизые клоки дыма, ревя на больших оборотах, рванула с места.

11

Марина давненько не бывала в районе. И вот наконец выпал ей случай съездить в город, купить кое-что по хозяйству. Подвернулась оказией и подвода: старик Титов ехал под Петровск на консервный завод. Выехали с Валентиной Буряк рано поутру.

Бойко цокают копыта, мелкой трусцой бегут по дороге лошади — серый меринок и совсем рыжая кобыла. Повозка на резиновом ходу катится легко и беззвучно. Упругий ветерок дует в лицо, несет он запахи поздних степных трав и полевых цветов отошедшего лета, навевает воспоминания. Марине легко и весело. Словно в далеком детстве, вдыхает она знакомые запахи и ловит взглядом краски степи, нарочно подставляет разгоряченное лицо встречному ветру.

И как же удивилась она, когда миновали они Купчую балку и поднялись вверх, — увидели в стороне целый поселок домиков-вагончиков. Трубы некоторых домиков дымились. То тут, то там сушилось развешенное между ними белье…

— Глянь-ко, — не меньше Марины удивилась и ее попутчица Валентина Буряк, сестра кузнеца Ага-да-ну.

— Дядь Вань, что это тут?

Немногословный старик кашлянул в кулак:

— Кеологи это и те, что дорогу ведут. Вона поезд рельсы кладет попереди себя. — Старик указал кнутовищем в сторону.

Марина стала всматриваться, прислонив ладонь к бровям. И действительно, вдалеке за лесополосой увидела она насыпь, вагончики, крохотные фигурки людей, кран с длинной, выброшенной вперед стрелой. Вдоль насыпи, словно огромные жуки, ползали бульдозеры, поднимали стальные хоботы экскаваторы…

— Ну-ну, балуйся у меня, — дернул Титов вожжами, когда повозка перевалила через подъем и лошади перешли в мелкую рысь.

Объединение колхозов, открытие гранитного карьера — все это внесло заметное оживление в жизнь района. Не могли обойти стороной эти события и Починок. Уже сейчас многие починковцы перестраивали свою жизнь. Две молодые семьи из домов Лукина и Пинчуков перебирались на работу к этим самым геологам. На что уж такой нелюдимый и неразворотливый Степка Сыч, и тот укатил куда-то по вербовке. Бригадир Колосов, поговаривали, разругался с Романцовым и оставался в колхозе, прошел слух, что и Титов-младший собирается куда-то уезжать. Марина давно порывалась спросить об этом Ивана Пантелеевича, но тот сидел хмурый, сердито понукал лошадей, и спрашивать она не решилась.

Многие односельчане нашли себе по душе работу в совхозе и были вполне довольны, другие еще не совсем ясно представляли свое место, но верили, что раз совхоз, то будет лучше, во всяком случае хуже не будет. Марина сама тоже так рассуждала: «Митрий ее или на комбайне, а то и бригадиром, может, будет. Не зря же Романцов обещал, даже насчет квартиры намекал. Да и парторг Самохин об этом же разговор вел».

С другой стороны: ее не покидала мысль о городе, тем более когда она узнала, что Лукины и Пинчуки хорошо, говорят, устроились и им обещали квартиры в пригороде Петровска, где дома якобы уже строились. Обо всем этом они с Митрием вели долгие постоянные разговоры, и как он, так и она, Марина, твердо решили пока не предпринимать никаких мер, ждать, чтобы увидеть, как все будет складываться дальше.

«Еще немного, — думала она, — посмотрим, как оно…» Но что-то щемило ее сердце, навязчиво лезло в голову, не давало покоя. А что?.. Марина и сама не знала что. Ей хотелось освободиться от этого «чего-то», но освободиться она не могла. И еще хуже было то, что она никак не могла представить, осознать это «что-то»…

Бурячиха, словно подслушала ее мысли, сказала, будто шилом в сердце уколола:

— Конечно, может, тебе и не по душе, — заговорила она, снижая голос до шепота и оглядываясь на Ивана Пантелеевича. — Знаешь, что Илюхина заявилась?..

— Ну и что, — как можно спокойнее ответила Марина. Сказала, а сама только тогда поняла, что ее мучило именно это. Сердце ее яростно забилось, зрачки светлых глаз сузились, и это не ускользнуло от Валентины.

— Вчера видела ее… Все такая же…