Этаж-42 - [6]

Анатолий взбежал на крыльцо, постучал в окно.

— Есть кто-нибудь дома?

Афанасий Панкратович возился в саду. Обрадовался возвращению соседа из заграничной поездки. Лопату в землю, обтер руки о полы старенького брезентового плаща. Заторопился к дому. На его бородатом лице появилась радостная улыбка.

— Приветствую вас, дорогой друг! — загремел еще издали, торопливо шагая среди деревьев по вскопанной комковатой земле. Полы плаща касались измызганных голенищ кирзовых сапог.

Тут из-за сарайчика показалась генеральша. В противоположность своему невысокому сухощавому супругу она была дородной. В теплой стеганке, повязанная цветастым платком, она походила на колхозницу, которая, урвав свободную минутку, хлопочет на своем приусадебном участке. Климов, хотя и боевой профессии человек, любил цветы, выращивал в своем палисаднике невиданной красоты розы. В свое время брал Дуклю, шел со своими дивизиями под вражескими пулями, через Вислу на Сандомирский плацдарм переправлялся, вся грудь в орденах, а теперь, как ни удивительно, выращивал розы. С увлечением работал вместе с женой в саду, занимался немудрящими хозяйственными делами.

— Заходите, заходите! — ласково пригласила Анна Мусиевна дорогих гостей, улыбаясь своей широкой, доброй улыбкой.

Климов, стащив с себя на веранде плащ и сменив сапоги на теплые домашние тапочки, выхватил из рук Анатолия чемодан и широко распахнул дверь в горницу.

— Мы уж думали, что вас пригласили на пост советника по высотному строительству в Берлине, — говорил Климов. — Пожалуйста, заходите! Раздевайтесь. Тосечка, вы же не впервые здесь… И ты, Анатолий, смелее… С дороги полагается закусить.

Найда-младший сказал, что ему в рабочее время не положено, ведь машина его ждет. Пообещал прийти вечером, а сейчас ему на совещание к директору… Виновато улыбался, стоя перед радушным хозяином и не зная, как выбраться из уютной, заставленной старомодной мебелью и увешанной ковриками квартиры. Однако спорить с генералом было бесполезно.

Алексей Платонович тем временем снял костюм и надел пижамные брюки и белую рубашку. В этой маленькой комнате он жил уже второй месяц, уступив свою квартиру Ольге Звагиной с детьми. Она ушла от мужа, «соломенная вдова» теперь. Вскоре должны сдать новый дом и ей, лучшей крановщице в бригаде Найды, дать квартиру. Алексею Платоновичу захотелось пойти к Ольге Антоновне, она, верно, сейчас дома — ведь нынче выходной — и возится с детьми. Маринке нужно погладить на завтра в школу форму, а Наталочка — несмышленыш, еще с ложечки ее кормят. Найда вспомнил о жене, о том времени, когда Толя был маленький. Он, Найда, часто тогда с мальчишками гонял на улице мяч. Катерина по воскресеньям пекла вкусный пирог. По вечерам приходили друзья из бригады, допоздна слушали радиолу, старинные украинские песни. Был у них уже тогда маленький телевизор, первая марка КВН, полированная шкатулка с крохотным экранчиком. Он стоял в углу возле шкафа, и гости за чаем дивились неслыханному по тем временам чуду: прямо в доме был свой театр или кино… А сейчас Толю ждет машина у ворот — стал большим человеком, грозится снять фильм, в котором он, бригадир Найда, будет главным героем. В герои мне не надо, сынок! Ты лучше свою жизнь устрой, с Тосей заживите по-человечески.

Войдя в гостиную, где Анна Мусиевна расставляла холодную закуску на белой скатерти, Алексей Платонович, раскрыв чемодан, стал вынимать привезенные подарки. Прежде всего, конечно, то, что купил для невестки.

— Ой, спасибо! — млела от восторга Тося, примеряя ажурную розовую кофточку. — Боже, какая прелесть! А это что? Лак? И не забыли, что перламутровый? Толик, у тебя папа — просто чудо! Алексей Платонович, спасибо, — говорила Тося, чмокая свекра сначала в одну, а потом в другую щеку.

Найда и вправду не поскупился на подарки снохе. Сыну — галстук и шариковую ручку, себе и соседям по скромному сувениру. Зато Тосе подарки — и на диване, и на столе, и на стульях…

Она целовала свекра еще и еще, глаза ее счастливо сияли, она то и дело предлагала тост за здоровье «милого-милого папочки» и вскоре совсем опьянела.

Климов ел мало, больше расспрашивал о Лейпциге. Он во время войны был в тех местах. Американцы явились туда первыми и вывезли все, что можно было. А как там теперь? Товары у них неплохие. И в мировой политике не из последних. Строгость любят, дисциплину, порядок.

— Это они любят, — согласился Найда, — даже чересчур.

— Лучше уж чересчур, чем недотяжка. А то как на «экстру» нажимать — уговаривать не приходится. А как работать… Да вы сами знаете, Алексей Платонович! — невесело махнул рукой Климов. — Миритесь с этим…

— Кто мирится? — удивился Анатолий.

— Очень просто, мой милый, — засопел генерал. — Из управления в управление перебрасывают бездельников — «по собственному желанию», так сказать. Пора начать с этим решительно бороться. Строжайше пресекать! Рабочее место должно быть святым. Понимаю: моя категоричность кажется вам солдафонством, но ваш либерализм — это, в конце концов, измена собственным убеждениям. Может, я не прав? Может, я кажусь вам смешным?

Анатолий чуть заметно улыбался. Алексей Платонович, сжав кулаки, строго глядел в одну точку.