Этап - [3]

Еще через пять минут он узнал и перекресток: совсем в другой части города. И почему смятую машину приволокли именно сюда? Почему он в ней оказался? Мимо ехали машины, через дорогу шли пешеходы – на него, Николаева, никто не обращал внимания. Словно все в порядке. Может, для них оно и есть все в порядке?

– Ладно. – Николаев снова услышал свой голос. – Пошли домой. – А куда еще прикажете идти? Там хоть отсидеться можно, и расспросить – отчего все вокруг так, да что случилось под Новый Год. Если бы не бластер – тот самый, и не портфель – тот самый, – Николаев легко бы согласился с мыслью, что это он напился так, что полгода выпало из памяти. Есть такой грех: стоит лишнего принять, как память отшибает. Удобно, конечно, но и неприятно одновременно. Это ж сколько надо было выпить, чтобы отшибло полгода?

Дом – во-о-он там. Десять минут ходьбы быстрым шагом. Ну, пятнадцать, сейчас, с поправкой на мутность в голове. Николаев чуть не попал под машину – зазевался у светофора, но мощный клаксон привел его в чувство окончательно. Так и побрел к себе.

...Уже на углу, у магазина, супермаркета, где старушки бойко торговали летними «колониальными товарами» – овощами, приправами, фруктами да цветами – он услышал музыку. Играли на аккордеоне, душевно и трогательно. «На сопках Маньчжурии», узнал Николаев. отец очень любил эту музыку, да и сам Николаев тоже. Он обошел угол здания и увидел – колоритный старик-фронтовик – весь морщинистый, что твоя печеная картошка, в военной форме, очень бодрый и крепкий – сидел среди бабушек, положив видавшую виды кепку на колени, и играл, добродушно улыбаясь всем. Удивительно, но в кепке не было ни монеты – а ведь играет мастерски! Рядом со стариком, прислонившись к стене магазина, отдыхала его трость.

– Нет, сынок, – неожиданно возразил старик, не прерывая музыки, когда Николаев наклонился, чтобы положить в кепку купюру. – Для души играю. Не нужно. Лучше сигаретой угости, – подмигнул он и Николаев, отчасти растерявшись, угостил. И огоньку поднес. Старик так и играл, пальцы бодро бегали по клавишам и кнопкам, музыка лилась и лилась – к явному удовольствию всех, кто вокруг. Старик кивком поблагодарил, пыхнул дымком и исполнил завершающие такты.

– Что еще сыграть, дамы? – осведомился он у бабушек вокруг.

– Давай «Шинель», Петрович, – попросила та, что слева – и старик согласился.

Николаев еще постоял, послушал – сам старик молчал, с сигаретой в зубах, а вот старушки подпевали. В конце концов Николаев опомнился, кивнул старику на прощание и направился дальше. «Бери шинель... пошли домой», услышал он, поворачивая за угол, и там слова уже были едва слышны, только музыка.

Вот и дома. Теперь подняться, и пусть Маша и Денис расскажут, что происходит. И с этого дня в рот ни капли! Уже сколько раз давал себе зарок, но теперь надо соблюсти. Дыра в памяти в полгода – это чересчур.

Ключ выглядел по-другому, но на это Николаев уже не обращал внимания. Подошел и подошел. Привычно закрыл дверь за собой, повесил портфель на специальный крючок на вешалке.

– Я пришел, – позвал он. Сейчас сын вылетит пулей, и спросит, что отец сегодня принес, а следом выйдет улыбающаяся Мария.

Из коридора выбежала... девочка лет девяти. Стоп, я ее знаю, успел понять Николаев, но не помню имени. У нас гости?

А потом вышла женщина. Долю секунды смотрела на Николаева и... узнала, видно по лицу. И обрадовалась.

– Феликс! – воскликнула она. – Даша, это же дядя Феликс, я рассказывала! Ой, я так рада, что ты приехал!

Феликс?

– Дядя Феликс! – девочка тоже обрадовалась. – А вы откуда?

– Приехал только что, – Николаев и сам не знал, отчего так сказал. Сказалось. – Вот и решил зайти.

– Ой, а мы только что ужинали, – засуетилась женщина. – Идем, идем за стол! Сто лет тебя не видела!

Дальше было как в тумане. Николаев, смирившийся с тем, что его зовут Феликсом Александровичем, и хозяйка с ним на «ты», был препровожден в ванную. Думал, что умоется холодной водой и в себя придет, но не помогло умывание. А затем и на кухню пригласили. Там, уже автоматически, рассказал, что работает таксистом – это не удивило никого из дам. В общем, разговорились ни о чем, а в сознании крепла мысль, что вы, товарищ Николаев, сошли с ума. Полностью и окончательно. Одно напоминало о новогоднем прошлом: бластер в портфеле.

Надо бы посмотреть, что там, в портфеле.

– А мы в кино собрались! – заявила Даша, когда гость вышел из-за стола. – Идемте с нами, дядя Феликс!

– Даша, ну... – начала было женщина, но Николаев к этому моменту понял, что пора начинать что-то делать. Раз уж его знают, пусть и под другим именем, надо, как минимум, взять себя в руки. И начать разбираться, что происходит.

– С удовольствием, – кивнул Николаев. – Времени у меня вагон. Я в отпуске, – пояснил он, и женщина обрадовалась.

– И я тоже! Послезавтра с Дашей на море собрались. Тогда собираемся, Феликс Александрович, нам через пятнадцать минут выходить!

И тут немного повезло: в гостиной, на одной из книжных полок, лежал паспорт. Улучив минуту, пока хозяйки не было (указывала дочери, что надевать), Николаев заглянул в паспорт. Фомина Елена Николаевна. Вот, значит, как. Имя показалось знакомым, как и лицо девочки... но не более того. Ладно. Сейчас прокатимся в кино, проветримся, и начнем осторожно выяснять, куда делись Николаевы, которые жили по этому адресу в этой вот квартире. И почему хозяйка не удивилась, что гость открыл дверь своим ключом.