Эта русская - [8]

– Фу, Сэнди, какая похабщина.

– А по-моему, очень смешно, – вмешался Криспин. – Ну, в любом случае надо от души любить это дело, чтобы терпеть рядом с собой Корделию. Надо быть законченным эротоманом.

– Или того хуже, – хмыкнула Фредди, заново наполняя свой бокал.

– Да брось ты, – проговорила Сэнди. – Всем известно, что она распоследняя стерва, но внешность у нее классная, не поспоришь. Ты что, никогда не замечала?

– Не замечала и не собираюсь. Ну и имечко, Господи прости, – Корделия, или, как она его, наверное, произносит, Нгоррндоуэлия. Почему не Корди? Или Дили? Пошли клюкнем, Корди. Да от нее бы небось дым пошел от такого предложения.

– Рыбка моя, ты не забыла, что мы еще собираемся в ресторан? – Сэнди была на два года старше сестры. – Может, не стоит…

– А эти ее браслеты.

– Знаю, видела. – Сэнди повернулась к Криспину – Что ты только что сказал – что Ричард женился на Корделии не из-за денег?

– Вовсе не из-за денег. Тут никаких сомнений быть не может, если все как следует просчитать. Братца Годфри Корделия довела до ручки, потому что не могла родить ребенка, – по крайней мере, так выходит по его собственным рассказам. Нашего папеньку она тоже довела до ручки – ну, он же твердолобый иммигрант, чего от него ждать. И когда моему братцу подвернулась Нэнси, этакая клуша, которая сразу начала квохтать про будущее потомство, он, конечно, тут же к ней и сбежал. А Корделия, насколько я понимаю, допекла его до такой степени, что он выделил ей мизерное содержание и устроил дело так, что обращаться в суд и требовать большего ей не имело никакого смысла. Тут я ему подсобил. Вы же знаете, какие эти иностранцы хитрюги и ловкачи. И какие вредины. Словом, когда появился Ричард, у Корделии денег было всего ничего, плюс еще какой-то мизер выдавала ей мамочка, тоже та еще скряга. Я имею в виду, как и Корделия.

– Но чем же она так разозлила нашу творческую натуру Годфри? – осведомилась Сэнди, которая и сама выглядела так, будто, того гляди, разозлится. Обычно выражение ее лица было умиротворенным, хотя и несколько голодным, вызывающим мысли о каком-нибудь симпатичном и любвеобильном зверьке, например кролике. Неудовольствие, как и любопытство, посещало ее нечасто. – Я хочу сказать, разве девушка виновата, если не может залететь? По крайней мере, в мои школьные годы было не принято ставить это девушке в вину. Напротив, таких девушек очень ценили.

Фредди, на размер крупнее, не такая блондинистая и на вид куда более женственная, может, потому, что не так сильно выпендривалась, успела выдавить: «Эта крыса уж точно сама виновата», прежде чем поперхнулась глотком водки с тоником.

– Верно, – согласился Криспин, небрежно похлопав жену по спинке, – я тоже об этом думал. Годфри разглагольствовал об овуляции и прочей ерунде, но я подозреваю, он просто хотел запудрить папочке мозги, чтобы не объявлять в лоб, как Корделия его достала. Ну, а без денег он ее оставил, видимо, просто в силу фамильной традиции.

– Я одного не понимаю, – проговорила Фредди, все еще переводя дух и откашливаясь, – почему он не послал ее подальше гораздо раньше. Ты же сказал, что надо быть законченным…

– Годфри у нас немного романтик, – заметил Криспин. – Художнику, знаешь, это простительно. Он, видимо, вообразил, что она какая-нибудь там аристократка, а аристократку так просто не пошлешь.

– О Боже. Корделия – арррринстаугррандка…

– Знаю, звучит нелепо.

– А Ричард-то куда смотрел, когда на ней женился? – вставила Сэнди.

– Понятия не имею. Он никогда об этом не говорит, по крайней мере со мной, но думаю, у него в голове было одно – как бы ее… – В дверь позвонили. – А вот и он. Сами у него и спросите.

Криспину нравилось, когда жена со свояченицей заводили такие разговоры, – окажись тут посторонний, он наверняка принял бы Фредди за старую деву или разведенную жену, а Сэнди – за семейную женщину, – однако передохнуть от их болтовни тоже было неплохо. Высокого роста, чуть ли не с военной выправкой и коротко остриженными светло-каштановыми волосами, он на первый взгляд напоминал англичанина из древнего аристократического рода, какого-нибудь потомка крупных нортумберлендских землевладельцев, во второй половине почтенной дипломатической карьеры или, что более характерно для наших дней, блистательной деловой карьеры в Сити. По крайней мере, будь он актером, именно на такую роль его бы и пригласили с его внешностью и манерой разговаривать, – да так и подобало выглядеть сыну пражского бизнесмена с примесью австрийской крови, перебравшегося в Англию не в 1956 или 1948 году, и даже не в 1938-м, а, что выглядит гораздо почтеннее, – в 1933-м. Криспина иногда принимали за еврея, на что он говорил, что предприимчивому чеху в Англии совершенно не обязательно быть евреем. После чего, или чуть попозже, он иногда добавлял, что брат его деда служил в императорской гвардии, однако никогда не упоминал о своем праве на графский титул, – с его точки зрения, графов и так хоть пруд пруди и нечего толкаться в этой компании известному адвокату, чья биография на странице «Кто есть кто» занимает добрый десяток сантиметров.