Эта проклятая засуха - [9]

Наконец пошел дождь. Всюду стало не хватать рук для работы в поле. Правительство выдало беженцам грузовики и немного продовольствия. Волна переселенцев покатилась обратно. Но не все могли и не все хотели возвращаться. Несколько тыс^ч туарегов осталось в Ниамее. Одни боялись возвращаться на север, другие — прежде всего молодежь — вообще решили навсегда забыть о пустыне. Пришлось сохранить несколько лагерей, в частности большой Лазарет II, в 40 километрах к северу от столицы — одно из трагических свидетельств стихийного бедствия в Африке.

2

Еду в этот лагерь на машине. За городком Филинге нужно свернуть на красную проселочную дорогу. Через несколько минут появились первые палатки из полотна и кожи. Дальше их становится все больше. Кажется, что дети вылепили сотни куличиков. В одном месте — несколько бараков, около одного из них на мачте вьется флаг Красного Креста. Есть здесь жалкие хибары из листового железа. Никакой ограды. Огромное, разбросанное среди кустарников и бурелома селение, похожее скорее на несколько десятков сбившихся в кучу негритянских деревенек, чем на лагерь. Здесь живет около 200 тысяч человек.

Самая большая проблема — вода, ее здесь нет. Сейчас между лагерем и расположенным неподалеку Хамдаллаем курсируют четыре цистерны. Они доставляют в лагерь 60 тысяч литров воды ежедневно — по три литра на человека. Достаточно для этих мест.

В лагере имеется постоянный продовольственный пункт и небольшая больница. Желающие могут обрабатывать землю — часть полей засеяна. Школьных зданий еще нет, но юные кочевники учатся на открытом воздухе, в тени редких деревьев.

Этому лагерю дали номер — II. Прежний — лагерь I до недавнего времени находился всего в нескольких километрах от столицы. Это перемещение якобы связано с необходимостью отдать землю владельцу, пожелавшему ее обрабатывать. А может быть, хотели изолировать беженцев от города? Ведь двух случаев холеры было бы достаточно, чтобы в Ниамее вспыхнула эпидемия. Кроме того, власти хотели освободить город от несчастных бродяг и нищих, целыми днями околачивавшихся на улицах.

Весть о перемещении вызвала недовольство в лагере. «На лицах переселенцев виден страх. «Мы уже начали привыкать, — говорят они, — городская жизнь имеет свои хорошие стороны». Кто-то сказал, что первый раз в жизни был в кино… Некоторые жители Лазарета сейчас не испытывают голода, а если испытывают, то в значительно меньшей степени, чем несколько месяцев назад. Они даже продают часть продовольствия, которое им выдают, и покупают чай и другие продукты», — писал о тех днях ежеквартальник «Нигерама» в большом репортаже из Лазарета II.

В Ниамее мне рассказали о туарегских девочках, ставших проститутками, об участившихся кражах и нападениях на прохожих, о случаях сумасшествия и самоубийства среди туарегов.

Еду по нескончаемой деревне. Палатки расположены группами. У каждой группы свое название, выведенное на щитах корявыми буквами. Они чаще всего совпадают с названиями малийских городов: большинство беженцев прибыло сюда из Мали. На меня недоверчиво смотрят люди, плотно закутавшиеся в свои голубые, черные и белые одежды.

Среди деревьев, которые окружают палатки, видны солдатские мундиры. Лагерь находится под опекой армии. Есть здесь несколько европейцев: отец Арну, священник из католической миссии, два молодых врача, швейцарцы Жан-Жак и Анита Вюйемье, представители международных организаций помощи, два молодых туриста из Франции, учитель из Мали.

Один из двух французских туристов, работавших недолго в лагере, сказал мне как-то в Ниамее:

— Кочевники, живущие в Лазарете, очень благодарны правительству Нигера и всем, кто работает в лагере… Они часто без всякой необходимости вызывают врачей, говоря, например: «Ребенок не может ходить под дождем». Иногда обращаются с пустяковыми просьбами: отвезти в Ниамей и вечером привезти обратно и т. п. Людям нечем себя занять… Неверно, что кочевники не хотят работать. В лагере строят дорогу, но всех занять на строительстве невозможно. Нехорошо, что туареги привыкают к опеке. Полагают, что их труд можно использовать на юге страны — при лесопосадках, которые должны помешать наступлению Сахары. Все чаще туареги говорят, что никогда «туда» не вернутся и что «настоящая родина та, которая кормит».

Жители Лазарета разгуливают под редкими деревьями, сидят на клочках травы, лениво отмахиваясь от мух, с миской, ведром или котелком ждут, пока привезут еду и воду. Каждый еженедельно получает 3,5 килограмма проса, 300 граммов молока, масло, соль и сахар. Чтобы жить нормально, этого мало, но чтобы не умереть с голоду — достаточно.

3

Однажды вечером какой-то подросток пробрался в сад одной из вилл в предместье Ниамея. Его заметил дремавший у ворот сторож-туарег. Поднялся крик. На подмогу прибежали сторожа соседних домов. Парнишку схватили, стали бить ногами и палками. Проходившие мимо европейцы с трудом остановили экзекуцию.

Среди случайных свидетелей происшествия были молодой учитель-француз, несколько лет проработавший среди кочевников к северу от Агадеса и немного знавший берберский язык, и я. Учитель разговорился со сторожами. Сначала — о недавнем инциденте, потом перешли на другие темы.