Эта проклятая засуха - [20]

В деревне Линогхин традиционных патриархов заменил молодой староста Робер. В этом поселении нет обособленных и огороженных крестьянских дворов, сукала, в которых жили бы большие семьи. Здесь разместилось единое сообщество, к которому принадлежат члены разных племен и семей.

А вокруг тянутся к небу молодые рощицы акаций.

МАЛИ

Люди и мухи

Бамако, с которого обычно начинается Мали для иностранцев, производит отнюдь не захватывающее впечатление. Город представляет собой огромную деревню, лишенную того, что составляет прелесть африканской деревни, зато со всеми малопривлекательными чертами большого города.

Когда я прилетел, шел сильный дождь, и улицы Бамако превратились в реки. Глубокие канавы, которые тянутся вдоль тротуаров, переполнились водой, и вонючая жижа разлилась под ногами людей и колесами автомобилей.

Сколько я ни озирался в поисках приличной гостиницы, ресторана, современного официального учреждения, чистого магазина, ничего, насколько хватал глаз, обнаружить не смог. А может быть, их вообще не существовало. И тем не менее в этом нищем, грязном, но утопающем в зелени городе было что-то не просто симпатичное, но даже притягательное.

Кто-то сказал мне в самом начале моего путешествия: «В Дакаре, Уагадугу, Ниамее, Нджамене вы найдете гостиницы, рестораны, плавательные бассейны для европейцев. В Бамако ничего этого нет. И, однако, я предпочитаю запах горя в этом городе душку колониализма в других странах».

1

В течение нескольких дней, что я провел в Бамако, там поминутно гас свет. Дождь лил как из ведра, грохотал гром, уровень воды в Нигере непрерывно поднимался — провода были либо оборваны, либо залиты. Впрочем, перебои с электричеством случались и раньше. Не так давно было слишком сухо, Нигер превратился в ручеек воробью по колено — считали каждую каплю, было нечем умыться. Холодильники и кондиционеры не работали, да и свет зажигался дважды в день на пятнадцать минут. Для европейцев это была медленная смерть.

Наутро я решил обойти главпочтамт, лучший ресторан, модное кафе и центральный рынок. Во всех этих и других местах — грязь, тучи летающих и ползающих насекомых. И повсюду меня атаковали нищие и торговцы.

Почтамт ошарашивает каждого, кто туда заходит. Старое, покрытое пятнами сырости, разрушающееся под влиянием губительного климата здание забито людьми. Все толкаются, стараясь пробиться к окошечкам. Не без колебаний я бросил в щель черного ящика, оказавшегося почтовым, письмо. Если в подобное учреждение трудно зайти, то выйти из него невозможно: на лестницах с утра до ночи дежурят толпы нищих. На улицах за столами, расставленными под открытым небом, упражняются в искусстве писать письма специалисты: перед каждым из них сидит мужчина или женщина и диктует. Вокруг шумно и почему-то празднично, как в Польше перед костелом после богослужения.

Базар местами таков, что не только пройти туда, но и описать невозможно Если правда, что большинство из 2300 французов и 700 прочих иностранцев, проживающих в Бамако, покупает здесь мясо и другие продукты, то это наверняка относится к людям, лишенным элементарных представлений о гигиене питания.

Изумил меня и базар ювелиров: никогда не видел столько великолепной бижутерии, представленной столь невыгодным образом. Никогда не встречал ремесленников, создающих изумительные по красоте изделия в такой сутолоке и темноте!

В гастрономах и кафе Бамако можно находиться только при условии, что кто-то дежурит у дверей. На террасе кафе «Бери» полицейский в форме толстой дубинкой разгоняет торговцев и нищих. В ресторане «Аквариум» официанты выполняют дополнительные функции — вышибал. В маленьком низком зальце этого заведения тучами носятся мухи. На террасе трещат попугаи. Несмотря на жуткую жару, кондиционеры включают редко (впрочем, эти аппараты, даже когда есть ток, работают скверно). Буфет, который обслуживают старый толстый француз и пожилая, похожая на ведьму пьяная мулатка, освещается двумя керосиновыми лампами. В углу стоит проигрыватель.

Мне рассказали здесь шутку, которую, как мне кажется, можно отнести к большинству подобных заведений тропических стран.

Клиент заказывает в баре пиво. Когда ему приносят кружку, он возмущенно кричит: «В пиве муха!» Во второй раз тот же человек в том же баре вновь находит в пиве муху. Ни слова не говоря, он вылавливает ее и выбрасывает. Во время третьего посещения в пиве ничего нет. «А где же муха?» — восклицает он почти с негодованием.

К счастью, в Мали есть нечто такое, благодаря чему честные и не слишком капризные европейцы чувствуют себя хорошо, несмотря на наличие мух в пиве или супе. Они жалуются на отсутствие гигиены, но восхищаются радушием людей. Им не хватает многих промышленных товаров и продуктов, но они знают, что страна борется с отсталостью и что у нее нет намерения — в отличие от многих государств этого региона — перестраивать свое хозяйство в соответствии с проколониальной моделью.

Одна голландка, сотрудница отдела ФАО, прожившая два года в Дагомее (ныне Бенин), а сейчас третий год работающая в Мали, как-то сказала мне:

— В моей стране тротуары моют щеткой и мылом — в Бамако грязно. Но люди здесь счастливы. Люди всегда остаются людьми. Когда моя мать приехала сюда из Амстердама, в первую минуту она была потрясена. Побывав на мясном базаре, по которому ходила, зажав нос, мама расхворалась. Однако через месяц ее уже ничто не шокировало, а про базар она сказала: «В Голландии каналы тоже скверно пахнут».