Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс - [140]

Пройдет еще немало времени, прежде чем в спорах на эту тему уляжется пыль. Однако уже сейчас мы можем сделать заключение, с которым наверняка согласится большинство участников дискуссии, – пришло время закончить разговоры о «нашей» интуиции, если они не сопровождаются пояснением того, кто такие «мы».

Мы – мыслители каменного века Алун Андерсон

Старший консультант, бывший главный редактор и издательский директор журнала New Scientist; автор книги After the Ice: Life, Death, and Geopolitics in the New Arctic («После льда: жизнь, смерть и геополитика в Новой Арктике»).

Когда-то, в 1970-е годы, лауреат Нобелевской премии этолог Нико Тинберген любил демонстрировать график. Одна линия на нем медленно поднималась все выше вдоль шкалы времени, демонстрируя темпы нашей генетической эволюции; вторая устремлялась резко вверх, демонстрируя скорость, с которой, по мнению автора, меняется наша культура. Таким образом Тинберген демонстрировал, что все увеличивающаяся пропасть между средой, в которой мы эволюционировали, и средой, в которой мы обнаруживаем себя сегодня, может быть причиной многих бед. С тех времен подобные идеи получили широкое распространение – отчасти из-за развития эволюционной психологии.

В своей наиболее сильной форме эволюционная психология утверждает, что человеческое мышление напоминает швейцарский армейский нож, собранный из множества модулей. Каждый модуль служит для специальных целей и «заточен» естественным отбором для решения задач, возникавших в течение долгой жизни человечества еще с доисторических времен. Учитывая, что человек провел 99 % своего эволюционного прошлого в роли охотника и собирателя, кажется разумным заключить, что в нашем мышлении до сих пор доминируют модули, которые были адаптивными в тех давних обстоятельствах.

Из этого следует, что женщины естественным образом будут считать более привлекательными атлетических мужчин (потому что в прежние времена именно они могли бы быть хорошими охотниками). Если бы мы вместо охоты провели эпоху плейстоцена, роя норы в земле, словно толкиеновские гномы, то сегодня, вполне возможно, привлекательными казались бы коренастые и чрезвычайно широкогрудые мужчины. В обывательском представлении эволюционная психология описывала нас как мыслителей каменного века, вдруг оказавшихся в современности; наш мозг не заточен на то, чтобы справляться со всеми этими офисами, школами, судами, текстами или новыми технологиями.

Это очень привлекательная идея, потому что она предполагает, что где-то там существует более естественный мир, в котором мы бы действительно почувствовали себя как дома. Однако нет никаких свидетельств того, что этот мир действительно существует, как нет и серьезных аргументов в пользу того, что наша психология настолько жестко определена нашим плейстоценовым прошлым. Пришло время отказаться от этой идеи и охватить более широкую картину.

Новые идеи и данные в области когнитивных наук, сравнительного изучения поведения животных и эволюционной биологии развития подсказывают, что нам не стоит так уж сильно разделять культуру и человеческую природу. Культурные и социальные процессы формируют наш мозг, который, в свою очередь, настраивает культуру и передает ее дальше.

Отличным примером может служить чтение. Способность передавать и накапливать информацию изменила весь наш мир, однако письменность появилась лишь около 5000 лет назад – то есть недостаточно давно для того, чтобы у нас развился внутренний «модуль чтения».

Тем не менее если вы заглянете в мозг грамотного человека, то увидите, что он функционирует несколько иначе, чем мозг неграмотного, – причем не только когда этот человек читает, но и когда он слушает устную речь. В социальном процессе обучения чтению мозг ребенка перестраивается и в нем создаются новые проводящие пути. И если бы мы не знали точно, что эта когнитивная способность возникла благодаря социальному процессу обучения, то наверняка сочли бы ее генетически унаследованной системой. Однако это не так.

Наш мозг и наш разум могут трансформироваться путем приобретения когнитивных инструментов – инструментов, которые мы можем передавать дальше, снова и снова. Конечно, разумно предположить, что эти когнитивные инструменты должны соответствовать принципам работы нашего мозга – точно так же, как инструмент ремесленника должен удобно лежать в его руке. Однако, судя по всему, мы как вид обладаем примечательной способностью строить и перестраивать набор наших когнитивных инструментов в процессе взаимодействия с другими людьми. Удивительно, насколько похожи между собой детеныши человека и шимпанзе с точки зрения таких навыков, как способность к количественному мышлению и понимание поведения окружающих, – и как сильно различаются взрослые человек и шимпанзе! Начиная с определенного возраста, люди все более активно двигаются по иной траектории развития, отчасти потому что они социально мотивированы к взаимодействию с другими (чего нет у шимпанзе). Вследствие этого эволюционная психология развития стала очень популярной областью исследований – именно она пытается понять, каким именно образом социальные процессы развивают наше мышление.