Эта безумная Вселенная - [32]

— Здесь институт, — указал на ближние окна зеламит, — а здесь ваш дом. — Заметив на ее лице новое выражение, он добавил извиняющимся тоном: — Разумеется, мы не ждем от вас больше того, что в состоянии сделать один человек. Мы строили в расчете на десятерых и очень быстро сложили бы еще несколько зданий, если бы наш заказ был выполнен полностью.

— Понятно.

Мелисанда выбралась из повозки и стала смотреть, как заносят в здание ее вещи. Она училась несколько веков; она сама выбрала планету и провела в пути несколько месяцев — и все же ей не сразу удалось осознать происходящее. «А здесь ваш дом», — сказал зеламит. Сколько уйдет времени — неделя, месяц, — прежде чем она начнет считать это место своим домом? Может, и больше, ведь ее жизнь перевернута с ног на голову — придется работать по ночам, а днем отсыпаться.

— Не желаете ли подкрепиться?

— Увольте! — Мелисанда звонко рассмеялась. — Халдизиане устроили прощальный обед, который продолжался до бесконечности. Кажется, я наелась на несколько дней вперед.

— Фр-р-р! — Лицо рептилоида перекосилось — понятно, зеламита больше устроило бы, если бы халдизиане не лезли не в свое дело.

— В таком случае, единственное, что я могу вам предложить, это отдых, в котором вы наверняка нуждаетесь. Сможете ли вы приступить к работе завтра вечером?

— Вне всякого сомнения.

— Можно отдохнуть и подольше, никакой спешки…

— К завтрашнему вечеру буду готова, — заверила она его.

— Хорошо, я передам Натаму, это наш министр культуры. Он навестит вас перед тем, как вы приступите к работе.

Одарив ее широкой зубастой улыбкой, он уехал. Мелисанда проводила его взглядом и повернулась к двери, которую носильщики оставили гостеприимно открытой. Она оказалась совсем простой, поднималась и опускалась при помощи рычага, выступающего сбоку из стены, и запиралась только изнутри, на маленький засов.

За дверью начинался коридор — пустой, примитивный, — по нему придется ходить, транспортировка не предусмотрена. И свет нужно включать-выключать, потому что местные жители ничего не знают о постоянном освещении. Но теперь это ее дом. И Мелисанда вошла внутрь.

Натам явился на следующий день, когда спустились сумерки. И явился не один — представитель Зелама, на плечах которого сверкали знаки отличия, держался властно и уверенно.

Несколько минут он болтал о пустяках, не сводя внимательного взгляда умных глаз с ее лица, затем ворчливо заявил, что если один человек, по мнению другою, равен ста, то, видимо, зеламитам надо было попросить десять тысяч.

Помолчав немного в задумчивости, он сказал:

— Пока мы не вступили в контакт с другими народами космоса, у нас не было никакой истории, кроме собственной. Теперь же мы должны изучать законы и особенности Вселенной. Для этого мало одной жизни. Однако я свою жизнь посвятил именно этому и теперь знаю: народ, к которому вы принадлежите, исключительно умен.

— Вы так считаете? — Мелисанда с интересом за ним наблюдала.

— Я так не считаю. Я это знаю. — Натам вдруг оживился. — Известно, что около шестидесяти или семидесяти народов космоса сошли со сцены. Одни в сражениях друг с другом уничтожили свои миры, другие пали жертвой космических катаклизмов, которых было невозможно ни предвидеть, ни избежать. Они перестали существовать — и все. Многие погибли, когда погасли их солнца и тепло сменилось чудовищным холодом. — Оранжевые глаза по-прежнему не мигая смотрели на нее. — Это доказывает одну вещь: что целый народ может исчезнуть, как будто его и вовсе не было.

— Не обязательно, — возразила Мелисанда. — Потому что…

— Вот именно! — перебил он, вскинув руку. — Только земляне вправе говорить такие слова. Какая сила способна уничтожить народ, разбросанный по сотням миллионов планет? Не существует такой силы!

— Сомневаюсь, что у кого-то могло бы возникнуть такое желание.

— Если только он не сошел с ума, — согласился с ней Натам. — Вы сделали себя бессмертными. Вы сохранили себя для вечности. Я называю это высшим разумом. — Он поморщился.— И как вам такое удалось?

— А вы как думаете? — предложила она ему ответить на его же вопрос.

— Вы применили свой бесценный опыт, свою великую мудрость, играя на снобизме других, менее развитых народов.

— Я так не считаю.

Он, словно не услышав возражения, продолжал:

— Вы предвидели катастрофу. И прекрасно понимали: когда погаснет ваше солнце, никакой другой мир не сможет, да и не захочет принять миллионы беженцев. Но никто не откажет нескольким десяткам или даже сотням, если их присутствие значительно поднимет престиж тех, кто их приютил. И вот вы убеждаете всех в том, что они должны бороться за такую честь, а мы уподобляемся детям, выпрашивающим подарки у взрослых.

— Ну что вы…

Он снова резким жестом заставил ее умолкнуть, пересек комнату и заговорил, растягивая гласные, явно подражая кому-то, с кем Мелисанда еще не была знакома.

— Помилуйте, Тасалми, мы даже и мысли не допускаем о том, чтобы послать детей в государственную школу. Мы отправили их в центральный колледж, в Хей. Ужасно дорого, конечно. Но там есть преподаватели с Земли, а это так важно, когда твое чадо может похвастаться, что его учили земляне!