Эстонская новелла XIX—XX веков - [36]

«У меня нет души потому, что на мне нет красивой одежды и локонов».

«Я дам тебе красивую одежду и локоны, хочешь?»

«Нет, — ответил Ууно, — дай лучше душу моим солдатикам, чтобы глаза у них закрывались и открывались».

«Дорогой мальчик, из тебя никогда не получится ни правителя, ни военачальника, — грустно сказал Дед Мороз. — Потому что все правители и военачальники хотят иметь таких солдат, у которых не было бы души».

«Почему?» — удивленно спросил Ууно.

«Если у солдата нет души, он бесстрашен, — пояснил Дед Мороз. — Солдат должен быть смелым. Он должен быть только смелым, чтобы идти с огнем и мечом даже на беззащитных женщин и детей, на стариков и слабых, на своих родных — отца и мать, на братьев и сестер».

«Если у солдата нет души, то он умирает как животное — с открытыми глазами, — попытался Ууно возразить Деду Морозу. — Я хочу таких солдат, которые умирали бы как люди, закрыв глаза».

«Ну, хорошо, мой мальчик, — сказал Дед Мороз как бы сдаваясь, — раз у тебя самого нет души, я дам ее твоим солдатам. Но если у солдат не будет твоей души, то они и слушаться тебя не будут. Хочешь таких солдат, которые не будут тебя слушаться?»

«Если не будут слушаться — скажу отцу».

«А где твой отец?» — спросил Дед Мороз.

Ууно стал искать отца, но безуспешно — тот исчез.

«Видишь, нет у тебя отца, — сказал Дед Мороз. — И ты все еще хочешь иметь солдат, которые не будут тебя слушаться?»

«Все равно хочу, — упорствовал Ууно, — лишь бы у них глаза открывались и закрывались».

«Пусть твое желание сбудется», — сказал Дед Мороз и хлопнул своими огромными ладонями, так что легкие как пух снежинки взлетели и опустились на лицо Ууно. В тот же миг открылись таинственные двери, и оттуда строем вышли солдаты в красивой одежде и высоких шапках с кисточкой. Глаза их были широко раскрыты, словно их перенесли с лица сестриной куклы, на лицах застыло выражение, какое можно увидеть у настоящих солдат только на параде.

«И у всех у них есть душа?» — спросил Ууно.

«На них же красивая одежда, как на молоденьких девушках, которые всю свою душу вкладывают в ленты и локоны».

«И глаза у них открываются и закрываются?» — допытывался Ууно.

Вместо ответа Дед Мороз приказал всем солдатам лечь на спину. Ууно подошел поближе, посмотрел, но ни у одного глаза не были открыты.

«Можно, я возьму их себе?» — спросил он Деда Мороза.

«Пожалуйста», — ответил тот.

«А куда мне их положить?» — беспомощно спросил Ууно.

«Добрый совет дорого стоит», — произнес старик, достал откуда-то мешок, расстелил его на полу и сказал Ууно: — «Иди-ка сюда, подержи мешок».

Притронувшись к мешку, Ууно почувствовал, что он мягкий, как тот медвежонок, которого Ууно по вечерам берет с собой в постель, чтоб приятнее было спать. От Деда Мороза, стоящего рядом, веяло холодом. Но все это сразу забылось, потому что солдаты задвигались и, бодро маршируя, стали входить в открытый мешок. Откуда-то появлялись все новые и новые колонны, в красивых одеждах и с открытыми глазами на застывших лицах. Следом за ними ехали всадники с развевающимися знаменами. Все устремлялись в мешок, который Ууно держал вместе с Дедом Морозом, чья белая борода время от времени касалась лица мальчика и щекотала, как ползущая муха. За всадниками ехали пушки, броневики, танки, а над ними кружились самолеты. Но все попадало в мешок, вот какой он был широкий. Наконец Ууно, испугавшись, что такое количество гремящих и грохочущих вещей не поместится в его углу для игрушек, воскликнул:

«Хватит! Оставим и для других детей».

«Это хорошо, что ты о других думаешь», — сказал Дед Мороз и стал завязывать мешок.

Завязав, он поднял его на плечи Ууно и сказал:

«Теперь иди домой, а то мама еще подумает невесть что».

С мешком за спиной Ууно вышел от Деда Мороза и направился по дороге. Ноша была тяжелая, и Ууно опять вспомнил об отце, который мог бы пособить нести, но куда-то пропал. Как он один найдет дорогу домой? Но тут Ууно услышал далеко позади себя, как бы сквозь метель и буран, голос Деда Мороза:

«Мешок покажет дорогу, мешок покажет дорогу!»

И чтобы мешок показывал дорогу, Ууно повернулся спиной и стал идти задом наперед. Долго ли Ууно так шел — неизвестно, наконец он устал и положил мешок на землю, чтобы отдохнуть. Он заметил, что мешок плохо завязан и вот-вот откроется. Ууно попытался завязать покрепче, но, чем больше старался, тем хуже получалось. Он решил было крепко, двумя руками держать мешок, но вскоре почувствовал, что руки его слабеют, пальцы разжимаются… Мешок раскрылся, и все войско хлынуло наружу, да так, что часть солдат и всадников была сбита с ног и тут же затоптана насмерть. Ууно попытался рассмотреть — закрыты ли, как положено, глаза у умерших, но ему это никак не удавалось. Все новые и новые полчища солдат выскакивали из мешка, подминая умерших, словно это был гравий для мостовой. Оставшиеся в живых почему-то перессорились друг с другом. Всадники гонялись за солдатами, пулеметы и пушки стреляли по всадникам, броневики и танки давили всех подряд. Ууно, увидав, что так они все перебьют друг друга, стал кричать и приказывать, но никто его не слушал. Напротив — все, даже танки и броневики, громко засмеялись и стали издеваться над ним: