Эстония. Взгляд со стороны - [4]

Эстонцы экономны. Иногда — до скупости. Но это тоже результат опыта выживания. Знакомый эстонец Мадис Пыльд всю жизнь работал в конструкторском бюро. Мы с ним вместе проектировали малые промысловые суда для рыболовецких колхозов. Курил только «Приму». Были такие сигареты-убийцы. Поговаривают, что они здесь, в России, до сих пор производятся.

Так вот, каждый час Мадис доставал пачку, ножницами разрезал сигарету пополам, вставлял в мундштук и эту половинку курил в коридоре. А вторую половинку — на следующий раз. Экономил, чтобы купить машину. Дело было еще при советской власти, и купить он хотел «Запорожец». Но это еще не все. И спички он тоже резал пополам, но уже не поперек, а вдоль, скальпелем, которым затачивал карандаши. В целях экономии. И питался экономно, сделанными дома бутербродами без масла. Не купил он машину. Не успел. Жизнь закончилась раньше времени. Но это — крайность, предел экономичности.

Скудная почва, отсутствие природного газа, нефти, железной и медной руды и золотых самородков, предполагают определенные затраты сил и средств на производство единицы продукта. Наверное, именно поэтому традиционные блюда национальной эстонской кухни просты, доступны и понятны.

Во-первых, это рыба. В основном, салака и килька — соленая, вяленая, тушеная, жареная, копченая. Обязательно капуста, разным способом приготовленная, но тоже и тушеная, и жареная, и свежая, и квашеная. Господи, как эстонцы умеют квасить капусту! Никто в мире так не умеет. Особенно белокочанную, очень тонко шинкованную, и чтобы совсем без моркови. И до сих пор, — стоит попасть на центральный Таллиннский рынок, что между улицами Ластекоду и Кельдримяэ, — ноги сами несут к этим дубовым бочкам с квашеной капустой. Сначала капуста, а потом все остальное.

Конечно, сегодня рацион более разнообразный, чем исторически сложившийся. Жить становится лучше. Но с другой стороны, рыбы-то своей — все меньше и меньше. И сельдь, и салака, и килька на 90 процентов закупается в Швеции и Финляндии. А скумбрия и лосось — полностью из Норвегии. Здесь своей доли вообще уже не остается, как, впрочем, и флота, который эту рыбу когда-то вылавливал. Но, зато остались знаменитые нарвские миноги. Потому, что кроме как в реке Нарва они, похоже, нигде и не водятся. Хочешь — не хочешь, приходится ловить самим.

У эстонцев, как и у большинства цивилизованных народов, не принято хвастаться своим благополучием. Это считается неприличным. Как нищета, так и выставляемое напоказ богатство, признаются пороками. Жизнь, правда, меняется и вносит свои поправки. Поэтому сегодня, встретив на улице Таллина пятисотсильный кабриолет «Феррари» или «Порше», уже нельзя с абсолютной уверенностью сказать, что за рулем русский. Это может быть и эстонец. Вероятность мала, но уже существует. Раньше не было никакой такой вероятности.

Для русского человека обращение по имени-отчеству естественно и понятно. Говорят даже, что такое обращение — это уже своего рода взятка. Видишь, мол, как мы к тебе уважительно. Так что уж сделай, пожалуйста.

У эстонцев так обращаться не принято. Только по имени, независимо от разницы в возрасте и служебного положения. Обращение по имени — отчеству вызывает у эстонца растерянность и даже оторопь. Постоянное упоминание своего отца, да еще по-русски, эстонец воспринимает так же, как россиянин — упоминание невпопад твоей матери. Это надо учитывать при общении.

Эстонцы, как правило, настойчивы, последовательны и точны. Дотошны и скрупулезны. Разгильдяйство и эстонец — понятия совершенно несовместимые. Сначала все просчитают, а потом берутся за дело. И начатое, как правило, доводят до конца, не меняя решения по ходу реализации.

Такие же и законы. Принимаются навсегда, потому что выверены и продуманы со всех сторон. Но эстонские законы — это особая тема. Именно от них, оказывается, зависит уровень жизни народа. Поэтому о законах, об их создании и соблюдении речь впереди. Хоть это и может показаться скучным.

СООТЕЧЕСТВЕННИКИ

Русский голосует на трассе Питер-Таллин.

Водитель-эстонец останавливается.

— Подвезешь? — спрашивает русский.

— Подвезу, — честно говорит эстонец.

Через полчаса русский интересуется:

— Далеко ли до Таллина?

— Нет, не далеко, — отвечает водитель.

Еще через полчаса:

— Далеко ли до Таллина?

— Нет, не далеко, — говорит эстонец.

Еще через час.

— Далеко ли до Таллина?

— Вот теперь далеко, — соглашается эстонец.

(тоже очень старый анекдот)

Сегодня в России только и слышно, что о помощи нашим соотечественникам за рубежом. Как им там тяжко на чужбине. Как их там мучают, чуть ли не насильно удерживают в Эстонии.

В России даже программы специальные для помощи созданы, всесторонне продуманные и многомиллиардные.

Тут невольно задумаешься: а кто это — соотечественники? Кому это мы опять собрались помогать? И нужна ли им наша помощь? Где та грань, тот критерий, по которому можно определить — соотечественник ты или нет? Вот ты — да, ты нам подходишь, заходи! А ты, извини, ты уже не подходишь, не соотечественник ты нам вовсе! Как определять? По гражданству российскому? Или по национальности? Или по особому духу русскому? А почему не татарскому? Татары ведь тоже россияне. А крымские татары — соотечественники наши или совсем наоборот?